Взгляд
Шрифт:
Надо набраться терпения. Сначала нужно вырваться из лап отца, а уже потом решать эту проблему.
Остаток времени она использовала одолженный интерфейс для того, чтобы, слушая ля-мажорный фортепианный концерт Моцарта, придумывать невероятные сценарии штурма психушки. Теперь она стала воспринимать музыку иначе: словно мелодии заползали ей под кожу и взрезали ее. К тому моменту, когда пришедший после ужина отец принес ей известие о том, что Джаспера выпустили из «Трех мельниц», она чувствовала себя странно, неспокойно. Публике средства массовой информации объявили, что Джаспера успешно освободили в результате анонимного звонка смотрителям. Похоже, никто не усомнился в правдивости этого сообщения.
Однако именно этой новости Ана ждала. По крайней мере теперь, когда Джаспер оказался дома, ей можно было подумать о собственном освобождении. Ана старалась не думать о деталях сложившейся ситуации: у Джаспера мозги в полном беспорядке, и он находится в зависимости от собственного отца, против которого по неведению попытался выступить. Если над этим задумываться, то в итоге она может решить, что обязана остаться и продолжать ему помогать. Не говоря уже о том, что может случиться, если Джаспер когда-нибудь вспомнит, кто именно отправил его в «Три мельницы» и почему.
Нет, Ана сделала все то, что собиралась сделать. Джаспер благополучно находится дома, и сейчас, когда отец считает ее беспомощным инвалидом, настал самый подходящий момент для того, чтобы устроить побег.
И вот на следующее утро Ана собрала свои вещи: одежду, которую привез ей из дома отец, шампунь, мыло, кремы – и стала дожидаться обычного визита медсестры. После ее ухода, зная, что до самого ленча к ней никто не зайдет, она надела рюкзак и заковыляла к двери.
Коридор, в который выходила ее палата, пустовал, а в дальнем его конце виден был лифт. Сквозь стену доносилось журчанье голосов: медсестра находилась у своего следующего пациента. Ана тихо открыла дверь до конца и прошаркала к лифту. Дверцы лифта открылись, как только она нажала кнопку вызова. Зайдя в кабинку, она спустилась на два этажа и вышла в вестибюль на первом. Слева оказалась стойка регистратора, справа стояли диваны с журнальными столиками. Прямо впереди были окна во всю стену, откуда открывался вид на чистенькую пригородную улицу. У нее застучало сердце: она не подумала о том, что ее больница может оказаться в одной из Общин! Без удостоверения личности ей через КПП не пройти. Однако в следующую секунду мимо рысцой пробежал мужчина в потрепанном пальто и со странными лысыми пятнами на голове – побочным эффектом, вызванным приемом бензидокса. Ана облегченно вздохнула.
– Чем я могу быть вам полезен? – спросил регистратор.
Встретившись с ним взглядом, Ана улыбнулась и пошла к стеклянным дверям.
– Большое вам за все спасибо, – сказала она. – Не хочу заставлять отца ждать.
– Он здесь?
Словно по сигналу мимо прокатился автомобиль с шофером за рулем. Ана махнула рукой в сторону проезжающей машины и вышла за дверь. Оказавшись на улице, она прошаркала до подъездной аллеи и спряталась за стеной.
За те десять дней, которые она провела прикованной к постели, весна вошла в силу. Деревья были украшены зелеными почками. В воздухе пахло лужами и дождевыми каплями. Вокруг витало обещание лета.
Через пару минут, убедившись в том, что никто не вышел ее искать, Ана узнала у какого-то прохожего дорогу к метро и начала путешествие по Лондону, перебираясь через билетные турникеты или проталкиваясь в них следом за мужчинами и женщинами, оплатившими проезд.
Они с Коулом должны были встретиться в комнате на Форест-хилл уже двенадцать дней назад. Тем не менее она не переставала надеяться, что найдет его там, ожидающим ее, пусть это было нелогично, а если учесть то, что его разыскивают за убийство министра, то и практически немыслимо.
В окне первого этажа дома на Форест-хилл молодая женщина качала на коленях младенца. Ана позвонила в дверь. Никто не вышел. Она повторила попытку. Потом попробовала стучать. В конце концов на пороге появилась женщина с жесткими волосами и остекленевшим взглядом. Ана объяснила, что останавливалась в доме две недели тому назад с друзьями, что не смогла вернуться тогда, когда ее ждали, – и спросила, не оставили ли ей записку или адрес. Женщина пожала плечами. От ее просторной джелабы исходил запах благовоний. «Люди появляются и исчезают, приходят и уходят, – сказала она. – И откуда мне знать, откуда они появляются и куда отправляются?»
Разочарованная в своих надеждах, Ана отправилась по юго-восточной ветке подземки до Чаринг-Кросс. Она едва тащила ноги, ребра у нее ныли. Она начала осознавать, что если до Коула дошли известия о ее освобождении от «похитителей» и возвращении домой и если он при этом собственными глазами увидел, как длинноволосая копия Аны выходит из отцовской машины, то он мог решить, что она предпочла вернуться к Хайгейтскую общину, а не встречаться с ним. А если он прячется на территории «Просвещения», то у нее нет надежды на то, чтобы встретиться с ним и объясниться.
От Чаринг-Кросс она проехала семь остановок по северной ветке и вышла на какой-то людной улице. Ярко окрашенные здания вздымались над морем бурлящих интерфейс-проекций. Стараясь беречь ребра, Ана двинулась к железнодорожному мосту Камденского шлюза. Казалось, что прошла целая жизнь с того момента, когда она увидела поднимающихся над толпой воздушных гимнастов на фоне оранжевого солнца, когда укрывалась от ветра за фургоном фаст-фуда, а Майки подъедал ее лапшу. И сейчас, проходя по узким переулкам и складским территориям в поисках здания «Гильгамеша» с магазинчиком музыкальных мобилей, она понимала, что Коула, Лайлы и Нэта там уже давно нет. Втайне она продолжала надеяться, что кто-нибудь увидит ее и сообщит Коулу о том, что она приходила его искать. Тогда, возможно, он попытается с ней связаться.
Она нашла Майки на одной из причаленных барж. Он сказал ей то, что она и без того знала: Уинтерсы собрали вещички две недели назад и не возвращались.
На закате она нашла скамейку, на которой они с Лайлой ели салат на второй день пребывания Аны в Городе. Она плюхнулась на нее, совершенно измученная. Боль в груди в равной степени объяснялась сломанным ребром и Коулом.
На канал наползала темнота. На пешеходном мостике возникла чья-то фигура. Человек несколько минут стоял на месте, наблюдая за ней. Она старалась игнорировать его присутствие. В конце концов он гулко прошагал по булыжникам.
– Пора идти, Ариана, – сказал он.
Она вздохнула. Ей и раньше приходила мысль о том, не найдет ли отец способа найти ее даже без ее интерфейса.
– Я не поеду домой.
– Конечно, поедешь.
Она понурилась, понимая, что он прав. У нее нет денег. Нет удостоверения личности. Ей больше некуда идти.
Ана отключила будильник и снова опустилась на подушки. В ее комнате пахло подснежниками и одеждой, только что извлеченной из сушилки. Ее чисто отмытые волосы шелковисто щекотали ей шею. В коридоре тикали старинные отцовские часы. Ночью она несколько раз просыпалась от того, что они начинали отбивать время. После всего лишь двух с половиной недель отсутствия дом стал казаться ей чужим. Ее комната больше не ощущалась как ее комната, несмотря на то, что она вернулась сюда уже четыре дня назад.