Взгляд
Шрифт:
« Чтобы слезы не вылились,» – догадалась Арманзель.
Она знала, что должна немедленно, сейчас же, не слушая больше принцессу, подать знак носильщикам, взобраться на носилки и во главе сопроводительного отряда отправиться во дворец. Так и только так должна поступить настоящая придворная дама, верная и достойная королевского доверия наперсница наследницы престола.
Но бывшая прачка Арманзель медлила. Она вспомнила себя накануне семнадцатилетия. Влажная духота прачечной, распухшие от щелока руки, огромные луженые тазы. Глухой бой дворцовых часов. Подняв от корыта мокрое лицо, она считает удары… Летний вечер над маленькой зловонной городской речушкой,
– Тысяча чертей! – Арманзель встряхнулась, качнув паланкин, за ребра которого по-прежнему держалась. – Принцесса, вы совсем мне голову задурили! На что вы собираетесь смотреть? И как? Из-за занавески? Да на здоровье, коли вам интересно! Я сейчас отойду…
– Нет, нет, Арманзель! – снова зашептала Альбина. – Я хочу туда, внутрь, в трактир…
Не находя слов, Арманзель так мощно замахала руками, что внутри паланкина поднялся ветер и кружевной платок принцессы отлетел в сторону, прилепившись к стене на бархат обивки.
– Вот, у меня есть одежда, – откуда-то из-под подушки Альбина достала неприметный сверток. – Я у женщины, которая свечи зажигает, купила. За сережки. Сказала, что хочу родных повеселить. Здесь все есть. Настоящее. Я примеряла. Мы с ней одного роста. Ты стражникам скажи, что мне дурно стало, хочу посидеть, отдохнуть. Дай им монет, пусть в трактир пойдут, выпьют. Скажи, что носильщики рядом будут, и ты сама. Они уйдут, я выйду тихонько, побуду там немного – и назад. Ну, Арманзель, ну пожалуйста, ну, честное слово, ничего со мной не случится…
Арманзель потрясла головой, отгоняя морок, однако взглянула на принцессу с невольным уважением – вот ведь, пигалица пигалицей, а как все ловко придумала…
– Бросьте и думать, принцесса! – решительно сказала она.
– Ах так! – серые глаза принцессы остро блеснули в полумраке. – Тогда я сегодня же скажу дяде, что гадалка открыла мне, будто возле меня притаился враг и, уж поверь, сделаю так, что он сразу поймет, что этот враг – ты!
Пот на лице Арманзель мгновенно стал обжигающе ледяным.
– За что же, Ваше Высочество?! – придушенно прошептала женщина. – Я же королевскую волю выполняю…
– Пока ты со мной – приказываю я! – отрезала Альбина и, почувствовав, что сопротивление сломлено, добавила. – Задерни занавеску, я переодеваюсь!
Когда последний спешившийся всадник скрылся в дверях трактира, чтобы промочить горло за здоровье так кстати занемогшей принцессы, из-за занавески, пугливо оглянувшись по сторонам, торопливо выскользнула высокая тоненькая девушка в длинной юбке из грубой коричневой шерсти и белой кофте с продетым в горловину витым красным шнурком. Неровно сделанные большие кисти, которыми оканчивался шнурок, свисали почти до пояса и составляли единственное украшение наряда. Голову девушки покрывал чистый белый платок, из-под которого упрямо выбивались несколько каштановых завитков. От посторонних глаз девушку целиком закрывала широкая фигура Арманзель.
– Ваше Высочество! – умоляюще прошептала она. – Помните, Вы обещали! Заглянете и сразу – назад. Ну что вам пользы в моей смерти! Ну поставят на мое место какую-нибудь
– Ладно, не ной! – также шепотом оборвала ее девушка. – Как обещала, так и сделаю. Пусти!
Толкнув тяжелую, разбухшую дверь, Альбина на мгновение задержалась на пороге. Она понимала, что этого нельзя делать ни в коем случае, если она не хочет обратить на себя внимание посетителей трактира, но запах, ударивший по ее чувствительным ноздрям, был так силен, что она с трудом удержалась от того, чтобы тут же не выбежать обратно. Сначала ей показалось, что этот отвратительный тяжелый запах идет от еды, стоявшей на столах в грубых глиняных тарелках и крутобоких приземистых горшках, исходивших паром.
Справившись с собой, принцесса перешагнула порог, отошла чуть вправо от двери и скрылась в тени огромной рыбачьей сети, зачем-то прибитой на стену и складками свисавшей от потолка до самого пола. В углу стоял разлапистый чугунный якорь, а еще на одной стене скалилась хищной улыбкой жирная русалка, грубо намалеванная прямо на досках.
Вспомнив название трактира – «У старого капитана» – Альбина вынуждена была признать, что все эти странные вещи служат, по всей видимости, для украшения помещения.
До сих пор она задерживала дыхание, но поскольку не дышать совсем человек не может, принцесса собралась с духом и еще раз втянула в себя воздух трактира. И тут же ее тонкий, уже адаптировавшийся нюх подсказал ей: еда в дымящихся горшках пахнет вовсе не противно. Одновременно, невольно вздрогнув всем телом, принцесса догадалась – воняют сами люди. Несмотря на годы, проведенные в Фъёберрене, ее жизненный опыт был слишком невелик, чтобы подобрать определение этому запаху. Нездоровье – единственное слово, которое скользнуло по поверхности сознания. Невольно она вспомнила, что придворные принимают ванну три раза в день – утром, по окончании послеобеденного отдыха и вечером.
« Интересно, сколько раз в месяц моются эти люди?» – подумала Альбина, но тут с удивлением заметила, что уже вполне может дышать, что тошнота отхлынула от горла и отчетливо ощутимый теперь пряный запах еды кажется дразнящим и аппетитным.
« Ага! – сообразила принцесса. – Значит, к этому привыкают, и они сами, может быть, даже не знают про этот запах…»
Несколько раз глубоко вздохнув и восстановив сбившееся дыхание, Альбина с любопытством огляделась.
Низкое, хотя и обширное помещение с дощатым полом и таким же потолком казалось слегка плывущим в клубах сине-серого дыма. Курили только мужчины, ни одной курящей женщины Альбина не заметила.
Во дворце тоже курили. У нее у самой в спальне стоял серебряный кальян в форме дракона с глазами из зеленой бирюзы, доставшийся ей в наследство от бабушки. Она им никогда не пользовалась, но знала, что некоторые придворные по вечерам, в одиночестве любят провести время, потягивая сладкий, ароматный дым… Но чтобы вот так, за едой, за разговором, пуская дым в лицо друг другу…
Три низких запыленных окошка давали совсем мало света и над обшарпанной стойкой трактирщика горели две масляных лампы. В углах царил полумрак, и даже остроглазая Альбина с трудом различала лица людей, сидящих за столами. У стены узкая лестница уходила наверх, на второй этаж, к нависавшему над стойкой балкону, тянувшемуся вдоль всего помещения. Перила на нем в двух местах были сломаны, так, как будто кто-то рухнул вниз, на стойку, вместе с частью загородки. Вдоль балкона чернели закрытые двери. Видимо, там располагались комнаты, предоставляемые гостям, решившим заночевать в трактире.