Взлет Андромеды

Савин Владислав

Дети под елку заглядывают – не терпится им узнать, что за подарки в коробках и пакетах. Мы с Лючией утром упаковывали – книжки (Жюль Верн в роскошном подарочном издании), конструктор, что-то игрушечно-оружейное (Юра свою жену натаскал как спецназовца, «если тебе за свою жизнь придется драться», теперь и детьми так же озабочен?), и куклы для моей Олюшки и Люсиной Анечки (в мою честь назвала?). Куклы, кстати, особенные – нет в этой реальности американских «барби», есть «лили» (как их изначально звали в Германии), и «лючии» (как сейчас, во всем мире) – ну и коллекция нарядов для них (пусть наши дочки развивают эстетический вкус!). [41] Вообще, принято в семьях утром подарки детям дарить – так мы ж не одни сейчас на празднике: и от Лючии все ее дети, и от Марьи Степановны ее Сашенька, как же можно их обделить?

41

Прим. авт. – действительно,

кукла «барби» была придумана в Германии и сначала звалась «Лили». «Барби» она стала уже в США, куда ее привезла Рут Хандлер и в 1959 году нашей истории выкупила на нее права у немцев. Ну а в альт-истории вся послевоенная Германия это ГДР, член советского лагеря.

Только я думаю, что главный наш подарок будет – даже не им, а уже их детям и нашим внукам, ведь Владику в девяносто первом тут будет уже за сорок! – никакой «перестройки», а лишь великий и процветающий Советский Союз, братская семья народов, а не какой-то там «СНГ», самый передовой коммунизм, а не бандитский капитализм. Все достоинства советского строя сбережем и преумножим, а все недостатки изживем – и вам страну передадим в полном порядке. Как у моего Адмирала мечта – в здешнем девяносто первом услышать по радио или увидеть в телевизоре, что в СССР все спокойно, и дальше правдивая сводка наших трудовых побед.

31 декабря формально, день рабочий – но атмосфера праздника, и народ с предприятий и учреждений обычно раньше отпускают. Тем более, что пятница сегодня – а два выходных здесь уже ввели. Мы сегодня всей семьей ходили в Большой Театр, на «Щелкунчика» – а после еще по Москве прокатились, из машины смотрели на иллюминацию. Так что дети утомились – скоро спать их уложим, ну а сами еще посидим. Все ж не так часто случай выпадает, собраться всем вместе, и без деловой нервотрепки!

Телевизор включен – «Север-3», экран восемнадцать на двадцать четыре, как фотопластинка аппарата-«гармошки» в ателье (у папы «Фотокор» был, тоже с раздвижным мехом, но кадр девять на двенадцать – так в чем-то даже лучше, чем «ФЭД», «Зоркий», «Киев»: на матовом стекле видно, как на резкость наведено). Сам товарищ Сталин наш советский народ с Новым Годом поздравил – оценив традицию из иных времен, укрепляющую что «Вождь и народ едины». После его слов камера чуть повернулась, показав небольшую собаку белой масти, которую Иосиф Виссарионович почесал за ухом, а она сказала «гав» прямо в объектив – и все зрители могли узнать ту самую Лайку, которая в космос летала! Затем на телеэкране пробили часы на Спасской башне – а дальше, как в ином времени новогодним телесимволом стала «Ирония судьбы» (смотрела на ноуте), то здесь выходит «Карнавальная ночь» – снятая на два года раньше, чем там, но практически по тому же сюжету и с теми же актерами. Здесь Рязанов (закончивший ВГИК в пятидесятом) успел уже дебютировать в пятьдесят втором, выпустив «Иван-тюльпан» (утерли нос французам – и юмор, что там Жерар Филип снялся, и Люся Смоленцева с ним в дуэте), вышла веселая хулиганская буффонада, где Лючия летает на «дирижабле системы Леппиха» и бьет по французам из шестиствольного пулемета «кулибинской работы», а после по лесу скачет с отрядом, верхом на медведях. Ну а Гурченко, в пятьдесят третьем лишь поступившая в тот же ВГИК, наверное была удивлена, когда ее, первокурсницу еще, и уже пригласили сниматься. И вот, второй уже Новый Год «Карнавальную ночь» в этот час по телевидению и показывают. Что ж – фильм хороший, может так и останется символом в истории здесь.

Лючия блистает, как королева итальянская, в платье с осеннего показа мод – «космический» силуэт треугольником, устремленный ввысь (клеш прямо от плеча, без пояса), длина чуть ниже колена. Да, Люся, вкус у тебя безусловно, есть – к твоему росту и фигуре все подходит идеально: более плотная смотрелась бы тумбочкой, более высокая требует талию подчеркнуть. И накидка на плечах, пришитая как деталь платья из той же ткани, не только спину но и руки с боков закрывает – выглядит очень авангардно. А высокая прическа зрительно рост добавляет сверх твоих метра шестьдесят. И как скоро этот твой образ появится на обложке «Лючии» – журнала, столь же популярного у советских (и не только) женщин, как в иной реальности, какая-то «Бурда»?

Ну а у меня волосы свободно по плечам распущены – я лишь для улицы собираю в прическу, чтобы шляпу не сдувало, булавкой приколоть. Платье на мне того же фасона, как в памятный новогодний вечер тринадцать лет назад, когда я в самый первый раз с моим Адмиралом танцевала – узкая талия и пышная юбка «солнышко-миди» – и не надо про изменчивость моды, если и мне привычно и удобно, и моему любимому человеку нравится, когда я так одета, ведь не мы для моды, а мода для нас! А вот насколько твой наряд, Люсенька, на улице будет практичен, это вопрос – помню, в пятьдесят втором летали мы в Казахстан на объект Атоммаша, город как из будущего, возникший посреди дикой степи, и люди там замечательные, научно-техническая молодежь – а еще, мне там запомнился постоянный ветер, жаркий и пыльный, это просто ужас, как он безобразил с нашими юбками и прическами! – ты, Люся, в этом платье улетела бы на всех парусах, как в той знаменитой сцене из фильма, «не кочегары мы не плотники», где мы обе снялись три года назад. А ведь не раз говорила, что даже мини-мода из будущего тебе противна, как истинной католичке!

Танцевать

будем – конечно, я со своим Адмиралом, ну а Юрка с римлянкой. Валя лишь один сидит, возле радиолы пластинки перебирает. Да что у него с Тамарой не так – хорошая девочка, наша, правильная, красивая, и на Вальку смотрит с восхищением? Работает ведь наш «клуб образцовых советских жен», уже сколько счастливых семей образовалось, и с людьми из «особого списка», и другими – Инночка Бакланова тому живой пример. Может, Валя боится… помню, как мой Адмирал в самом начале мне признался, «не хочу чтобы моя жена на меня докладные о моей благонадежности писала». Так нет у нас такого – никаких бумаг! – а лишь дружеские встречи нашего «клубешника» (ну не одним же английским джентльменам в такое играть), и разговоры на тему, «а вот у меня»… конечно, если кому-то помощь потребуется, то поможем! Но это же не надзор – разве я за своим Адмиралом слежу? Или Люся, за своим «рыцарем», как она его называет.

И не надо думать, что все в нашем клубе – состоят в «инквизиции», Службе Партийной Безопасности! Объясняю по-порядку: есть «смоленцевские» училища (для девочек – аналог суворовских и нахимовских, для мальчишек). Есть «РИМ» – дом русско-итальянской моды (где официально трудоустроена Люся). Есть Высшая школа подготовки специалистов государственного управления – где учат, как обеспечить порядок в своем государстве (и соответственно, наоборот – во вражеской стране). И есть вышеупомянутая Служба – причем с иерархией, начиная от области, так что не надо считать, что каждый сотрудник имеет право докладывать товарищу Сталину и строить по стойке «смирно» министерства и обкомы. Конечно, наличествует и единение всего перечисленного – так, курсанты Школы могут «сдавать практику» на уровне низовых поручений СПБ. Также (конечно, прежде всего среди девушек) нередко совмещение работы с учебой – днем Школа, вечером «РИМ» (подобно тому, как бывает у обычных советских студентов, лишь наоборот, днем работа, вечером вуз). Ну и конечно, «смоленцевки» (особенно в Москве и Ленинграде), это первые кадры для приглашения продолжить учебу в Школе. И со стороны люди тоже есть, хотя немного – с улицы все же в Школу не берут, а лишь по особой рекомендации. И вылететь легко, за совершение порочащего поступка – даже не уголовно наказуемого, а если будет ясно, что «не наш» человек. Тамара, кстати, за эту грань уже одной ногой шагнула – использовав свое служебное положение в личных целях (в истории с той польской пани). Хотя и Люся мне после сказала:

– Аня, вот честно, если бы какая-то польская (итальянское слово, обозначающее женщину порочной профессии) попробовала бы моего Юрочку увести – то я бы все сделала, чтобы ей ад, райским курортом показался!

По-человечески тебя понимаю – но зачем же закон нарушать, когда можно то же самое, но в рамках? Рассмотреть под электронным микроскопом, какие грехи за этой пани замечены – тем более, что она на оккупированной территории была, и с немцами в отношения вступала. Пока, правда, не нашли ничего компрометирующего, равно как и связей с иностранными разведками. И в войну, в работе на фашистов засветился ее любимый братец, но не она сама – а статья о «членах семьи изменника Родины» в УК СССР осталась, но применяется сейчас чрезвычайно редко, к совсем уж оголтелым (вроде мерзавца Кука, который моего сына хотел зарезать), и полагаю, товарищ Сталин эту статью в УК оставил с прицелом на кавказские и среднеазиатские реалии, на случай возникновения там сепаратизма. Так что пока эта пани Бельковская перед советским законом чиста. Неужели наш Валька и правда на нее запал – вот проблема, если и правда так?!

Валя пластинку наконец поставил – интересно, выбрал что? Из времени иного – довольно много уже песен иной реальности здесь запущены в обиход и стали весьма популярны. Или аргентинское танго, которому товарищ Че обучил Лючию, а она мне урок дала?

Утомленное солнце, нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви.

Довоенный репертуар – тогда ни один танцевальный вечер без этой мелодии не обходился! И тот, 21 июня, на Петроградке, в клубе на проспекте Максима Горького, я уже студентка второго курса, с Санькой Голядиным танцевала, после он меня провожал до дома на Плуталова, в белую ночь, и даже поцеловались мы на прощание… а немцы в это время уже нашу границу переходили! И Саня в ополчение пошел, и как я после узнала, уже в августе сгинул без вести в бою где-то возле станции Толмачево. Но это после было – а тогда, домой бегу по лестнице на наш четвертый этаж, и папа с мамой меня бранят за то что задержалась допоздна – но без злобы, а потому что положено так. А если и правда, есть где-то «линия» времени, где родители мои живы остались – понимаю, что не мое это время, и остаться там я бы не могла, но так хотелось бы заглянуть, еще раз увидеть, хоть слово сказать!

– Аня, что случилось? – Лючия спрашивает тревожно, рядом садясь на диван – ты плачешь?

Слезинка всего лишь по щеке. Нет, Люся, ничего – просто вспомнилось то, чего нет уже. И не вернуть – ну, если только и правда не научимся здесь открывать двери в параллельные миры. Люся, скажи, а ты бы хотела, как в сказке Гайдара, время повернуть и начать жить сначала, если бы было возможно?

– Аня, ты ведь этого не захочешь? После того, что тут с нами было, ну как от всего отказаться, зачеркнуть?