Взлет и падение "красного Бонапарта". Трагическая судьба маршала Тухачевского
Шрифт:
4. И еще из допроса Радека:
«Радек: Мы решили для себя, что за директиву Троцкого мы не можем брать на себя ответственность. Мы не можем вести вслепую людей. Мы решили созвать совещание. Пятаков поехал к Троцкому… Троцкий сказал, что совещание есть провал или раскол… Тогда мы решили, что мы созываем совещание, несмотря на запрет Троцкого. И это был момент, который для нас всех внутренне означал: пришли к барьеру.
… Прерывали ли мы деятельность после того, как получили директиву? Нет. Машина крутилась и в дальнейшем.
Вышинский: Вывод какой?
Радек: Поэтому вывод: реставрация капитализма в обстановке 1935 года. Просто — «за здорово живешь», для прекрасных глаз Троцкого — страна должна возвращаться к капитализму. Когда я это читал, я ощущал это как дом сумасшедших. И наконец, немаловажный факт: раньше стоял вопрос так, что мы деремся за власть потому, что мы убеждены, что сможем что-то обеспечить стране. Теперь мы должны драться за то, чтобы здесь господствовал иностранный капитал, который нас приберет к рукам раньше, чем даст нам власть. Что означала директива о согласовании вредительства с иностранными кругами? Эта директива означала для меня совершенно простую вещь, понятную для меня, как для политического организатора, что в нашу организацию вклинивается резидентура иностранных держав, организация становится прямой экспозитурой иностранных разведок. Мы перестали быть в малейшей мере хозяевами своих шагов.
Вышинский: Что вы решили?
Радек: Первый ход — это было идти в ЦК партии, сделать заявление, назвать всех лиц. Я на это не пошел. Не я пошел в ГПУ, а за мной пришло ГПУ.
Вышинский: Ответ красноречивый.
Радек: Ответ грустный».
Эти показания и имел в виду Молотов под тем, что называл «нелепостью». Продолжим же прерванную цитату. «… Я думаю, что и в этом есть искусственность и преувеличение. Я не допускаю, чтобы Рыков согласился, Бухарин согласился на то, даже Троцкий — отдать и Дальний Восток, и Украину, и чуть ли не Кавказ, — я это исключаю, но какие-то разговоры вокруг этого велись, а потом следователи упростили это…»
Думаем, читатель и без нашей подсказки найдет самую чудовищную нелепость всей этой истории. Она заключается в том, что этот план, даже Молотовым, вторым человеком в государстве, воспринимаемый как чудовищная нелепость, как абсурд, — все это совершилось. Не Бухарин, не Радек, не Пятаков — другие члены ЦК, секретари обкомов, президенты и премьер-министры — реализовали этот план до самых мельчайших его деталей. Кстати, к вопросу об абсурде: если бы году этак в 1985-м кто-нибудь рассказал нам, какой станет Россия в 2000 году, — кто из нас в ответ не покрутил бы пальцем у виска?
Начало
Может быть, все бы еще и обошлось — но заговорщикам фатально не повезло (зато повезло стране и всем нам). Сталин, возможно, даже сам того не ведая, нанес удар по прикрытию.
… Первый звонок для начальника НКВД Генриха Ягоды прозвучал еще в 1934 году, когда одним из руководителей расследования убийства Кирова стал Николай Ежов из Комиссии партийного контроля. Весной 1936 года Сталин подключил его и к следствию по делу арестованных троцкистов. Столкнувшись еще в ходе расследования убийства Кирова, эти двое продолжали соперничать по-прежнему.
Ягода попытался повторить маневр 1935 года, свести дело к тому, что уже арестованные оппозиционеры — это и есть троцкистский актив. Но на сей раз не вышло. Ежов продолжал дело, не советуясь с шефом НКВД. И Ягода не выдержал роли, стал принимать следствие слишком близко к сердцу, что странно — до сих пор излишнего стремления к справедливости за ним вроде бы не наблюдалось. Сохранились протоколы допросов, на которых рукой Ягоды написано: «чепуха», «ерунда», «не может быть» и т. п. Любопытно…
И все же как-то уж очень все просто. Если бы шеф НКВД по-настоящему захотел саботировать следствие, то что мог ему противопоставить не искушенный в чекистской работе Ежов? Вспомним, как выводили из игры Енукидзе и Петерсона, как виртуозно устроили подмену с германским консульством в Ленинграде — ведь те дела тоже были под контролем. А здесь такое ощущение, что НКВД попросту сдает уже раскрытых и засвеченных старых оппозиционеров. Выскажем безответственное предположение: НКВД их на самом деле сдает. Зачем? А затем же, зачем и раньше, — чтобы отвести удар от настоящих. От тех, которым совершенно не нужны в новой России ни Троцкий, ни Зиновьев с Каменевым — оттого они в этих группировках и не засвечены.
Один из этих настоящих — сам Ягода. Ну и, конечно, один бы он ничего не сделал, в «органах» должны быть и другие его люди. В августе 1936 года был арестован очень близкий ему человек — начальник секретно-политического отдела ГУГБ Г. А. Молчанов. Узнав о его аресте, тут же застрелились трое его сотрудников. Узнав об аресте самого Ягоды, еще один его доверенный сотрудник, Матвей Погребинский, который в это время проводил оперативное совещание, вышел в туалет и там застрелился. Ну и, конечно, многие были арестованы — впрочем, это далеко не всегда что-то доказывает…
…25 сентября Сталин и Жданов, находившиеся на отдыхе (то есть работавшие в то время на побережье Черного моря), отправили в Москву шифрованную телеграмму (опять же, документ для внутреннего пользования).
«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей наркомвнудела…»
Здесь самое важное — не назначение Ежова, а снятие Ягоды. И еще любопытна цифра: четыре года. Почему именно четыре? Что такого происходило в стране в 1932 году?
В 1932-м много чего происходило. Например, подготовка открытого выступления крестьянства и последующей интервенции. [42] Могла ли оппозиция пройти мимо такого шанса расправиться с ненавистным правительством?
Среди донесений агентов советской разведки в Германии содержатся сведения о подготовке переворота и о некоем теневом «правительстве» — и, кстати, согласно позднейшим показаниям Ягоды, начало заговора действительно относится к 1932 году. Но в 1936-м областные работники ни о его показаниях, ни тем более о секретных донесениях знать не могли. Должно быть, они всерьез принялись за бывших троцкистов и накопали что-то такое, из чего следовал этот вывод.
42
Подробнее об этом периоде см: Прудникова E., Чигирин И.Мифология «голодомора». М., 2012.