Взлет и падение Лысенко. История биологической дискуссии в СССР (1929-1966)
Шрифт:
Каждая из сторон старалась объявить свою точку зрения единственно соответствующей марксизму и диалектическому материализму. Основным доводом генетиков в пользу материалистичности их концепций был фактический материал тогдашней, в основном зарубежной, генетики, в активе же ламаркистов, наряду с менее обширным и весьма спорным фактическим материалом, был тезис о том, что Ф. Энгельс в своей известной чисто теоретической работе «О роли труда в процессе превращения обезьяны в человека» стоял на позициях наследования благоприобретенных под влиянием пищи и упражнений признаков, то есть на позициях ламаркизма. Следует заметить, что Ф. Энгельс не подкреплял своих предположений какими-либо строго проверенными фактами. Нельзя не учитывать и того, что работа Ф. Энгельса относилась к периоду, когда генетика как наука о законах наследственности еще не существовала и ламаркизм еще
В действительности стремление использовать диалектический материализм для чисто идеологической оценки того или иного способа решения естественнонаучной проблемы о механизмах наследственности ни в эти годы, ни в последующий период не было правомочным, так как действительное решение проблемы, как показал исторический опыт, зависело исключительно от экспериментальных исследований, и результаты этих исследований далеко не подтвердили философских прогнозов.
Генетики в этом отношении выгодно отличались от ламаркистов, и их полемическая аргументация была теоретически более обоснованной и лучше аргументирована фактами. Однако в 1931–1932 годах многие генетики классического направления были причислены в области философии к так называемому «меньшевиствующему идеализму» — течению, которое осудил и окрестил этим нелепым термином И. В. Сталин. Большинство генетиков вывели из состава Комакадемни, но репрессивные меры еще не были в моде, и в гражданском отношении пострадали лишь немногие. Был выслан из Москвы, например, Сергей Сергеевич Четвериков — создатель школы советской экспериментальной генетики и основатель так называемой популяционной генетики. Учениками С. С. Четверикова являются многие известные советские генетики — В. Л. Астауров, В. В. Сахаров, Д. Д. Ромашев, Н. В. Тимофеев-Ресовский, П. Ф. Рокицкий, Н. П. Дубинин и другие. Будучи выслан в Свердловск, а затем во Владимир, С. С. Четвериков не мог в течение многих лет продолжать свои исследования. (Нелишне указать, что работы С. С. Четверикова не потеряли своего значения и до настоящего времени. В 1961 году в США был опубликован полный перевод одной из основных работ С. С. Четверикова «Некоторые аспекты эволюционного процесса с точки зрения современной генетики», впервые появившейся в «Журнале экспериментальной биологии» еще в 1926 году. В предисловии к переводу известный американский генетик М. Лернер писал, в частности, что, хотя С. С. Четвериков умер в безвестности, лучшим монументом в его память стало широкое признание популяционной генетики, возникшей под влиянием его исследований и привлекающей ныне сотни ученых).
Научная и политическая деятельность Т. Д. Лысенко и ИМ. Презента до их объединения в 1932 году
Т. Д. Лысенко в этот период еще не участвовал в дискуссиях по генетике. Что же касается И. И. Презента, то он даже активно поддерживал те генетические концепции, против которых он столь энергично выступит впоследствии. В 1930 году на Всесоюзном съезде биологов он сделал доклад о гармонии между марксизмом и морганизмом (Природа. 1930. № 9. С. 927–928). И. И. Презент и Т. Д. Лысенко оживили генетическую дискуссию в 1935 году только после своего «творческого объединения», пойдя значительно дальше своих предшественников-ламаркистов в обвинениях советских генетиков, отрицая даже то полезное теоретическое и практическое содержание классической генетики, которое признавалось учеными-ламаркистами в 1929–1932 годах.
Обострение генетической дискуссии, связанное с объединенными выступлениями И. И. Презента и Т. Д. Лысенко, и ее последующее перерастание в борьбу с «врагами народа» также не было случайным.
Еще до своего объединения, состоявшегося в 1933–1934 годах, И. И. Презент и Т. Д. Лысенко, каждый в своей сфере, активно использовали обострение политической борьбы для сведения счетов со своими научными оппонентами. Это же можно сказать и в отношении дискуссии между В. Р. Вильямсом и наиболее образованной частью ученых-агрономов; некоторые из них (А. Г. Дояренко, Крутиховский, Чаянов и др.) подверглись аресту именно в 1931–1932 годах.
И. И. Презент подвизался в эти годы в области методики преподавания естествознания. Юрист по образованию, не способный к самостоятельному экспериментированию, он считал себя специалистом-теоретиком по вопросам дарвинизма и преподавания естествознания в средней школе.
Его склонность к политической демагогии особенно резко проявилась в дискуссии с проф. Б. Е. Райковым, выдающимся ученым-дарвинистом и школьным методистом, автором многих ценных книг по истории и методике естествознания (например, интересной книги «Русские предшественники Ч. Дарвина»). Против БЛ. Райкова сначала организовали дискуссионную, а затем просто клеветническую кампанию, в результате которой Б. Е. Райков и многие его ученики были арестованы и в обиход пущено слово «райковщина» — обычный способ тех времен для осуждения того или иного научного направления. Специальный доклад И. И. Презента перед работниками просвещения Ленинграда о вредности «райковщины» в 1932 году издали отдельной брошюрой тиражом 20000 экз. (Презент И. И. Классовая борьба на естественнонаучном фронте. М., 1932).
В этой книжке И. И. Презент писал о проф. Райкове, например, следующее: «Возможно, что многие сидящие здесь товарищи не отдали себе отчета, что значит Райков, что значит классовый враг. Но если перед каждым встанет с остротой вопрос, что Райков являлся не чем иным, как агентом той самой мировой буружуазии… что Райков является одним из фунтиков, которые на весах буржуазии лежат и хотят создать победу буржуазии, если представить себе, что этот враг хочет уничтожить все достояния, все завоевания, которые пролетариат сделал своей кровью, тогда такой Райков ничего иного в каждом честном товарище, который слился с Советами рабочих, вызвать не может, кроме омерзения, брезгливости и ненависти» (с. 63).
Подобного рода голословная политическая клевета переполняла всю книжку И. И. Презента.
После нескольких лет заключения, в 1936 году, проф. Б. Е. Райков, к счастью, был реабилитирован и освобожден.
Он продолжал трудиться и многое сделал для советской науки. В 1955 году педагогическая и биологическая общественность торжественно отметила 75-летие Б. Е. Райкова, избранного в действительные члены Академии Педагогических наук. В его честь был издав юбилейный научный сборник (Вопросы истории естествознания и техники. М., 1957. Вып. 3). В 1960 году так же торжественно был отмечен 80-летний юбилей этого видного советского ученого.
Клеветническое выступление И. И. Презента против Б. Е. Райкова не было исключением. У. И. И. Презента в эти 22 годы уже сформировался свой особый стиль научно-политической демагогии, который расцвел в условиях культа личности. Этот стиль можно проиллюстрировать еще одним типичным примером.
В уже упоминавшейся выше брошюре И. Презент привел стихотворение одного из ленинградских учителей К. Н. Соколова, посвященное 1 Мая:
Праздник наш международный Городов и деревень! Нынче отдых всем усталым — Праздник свой справляет труд, Оттого-то с флагом алым И рабочие идут.Стихотворение как будто безобидное, но И. Презент и здесь нашел элементы классового предательства: «А то, что Первое Мая — праздник борьбы, — восклицает И. Презент — а отнюдь не праздник цветов и всеобщего примирения — это не отмечается. Советский педагог Соколов должен бы об этом знать на 13-м году революции. За подобные стихи Соколову будут аплодировать все социал-демократы, все социал-фашисты. Безусловно стих про 1 Мая у Соколова — желтенький стих» (с. 30).
И таких примеров «классовой бдительности» И. И. Презента в начале тридцатых годов можно привести очень много. Именно эту тактику И. И. Презент привнес через 2–3 года в то движение, которое возглавил Т. Д. Лысенко.
Т. Д. Лысенко впервые приобрел некоторую известность еще в 1926–1927 годах в связи с постановкой в Гандже, в Азербайджане, опытов по зимним посевам гороха в качестве предшественника под хлопчатник. Об оригинальности этих опытов судить трудно, однако с практической точки зрения такого рода посевы были несомненно полезны, так как в условиях мягкой зимы зеленый покров полей позволял и в зимнее время использовать их под пастбища. Однако этой первой своей работе Т. Д. Лысенко постарался придать сенсационный характер, сначала в масштабах Закавказья, а затем — и еще шире. В августе 1927 года в газете «Правда» (7 авг., № 178/3710) был напечатан первый очерк о Т. Д. Лысенко под названием «Поля зимой». Его автором был известный в то время журналист В. Федорович. Очерк, написанный в оригинальном стиле, давал очень наглядный портрет молодого Лысенко: