Взломщики кодов
Шрифт:
«Королева Елизавета – моя настоящая мать, и я законный наследник трона. Найдите зашифрованную повесть, содержащуюся в моих книгах. Она рассказывает о великих тайнах, каждая из которых, будь она передана открыто, стоила бы мне жизни.
Ф. Бэкон».
Элизабет Гэллап открыла, что отцом Бэкона был граф Роберт Дадли, и в своей книге поведала историю, от которой у любого здравомыслящего человека волосы становятся дыбом. Якобы английская королева Елизавета, «не желая объявить себя женщиной неповенчанной и беременной на седьмом месяце», родила мальчика, которого она позднее отдала Николасу Бэкону на воспитание: «Та, что родила меня, даже в час моего нежеланного появления, неистово
В 1907 г. Элизабет Гэллап отправилась в Англию на поиски рукописей, которые, согласно ее дешифровкам, находились либо в лондонском замке, где одно время жил Бэкон, либо в его сельском поместье в пригороде. Однако в замке к тому времени была произведена перестройка, а от поместья остались только развалины, и Элизабет Гэллап, так же как и доктору Оуэну, не удалось найти никаких рукописей Бэкона.
Спустя несколько лет после возвращения Элизабет Гэллап в Соединенные Штаты ее нанял американский миллионер Джордж Фабиан для работы в своих Ривербэнкских лабораториях. Он финансировал раскопки Оуэна и узнал от него об исследованиях Элизабет Гэллап. В Ривербэнке она должна была продолжить «дешифрование» рукописей, для чего ей в помощь был выделен штат сотрудников и предоставлено специальное фотооборудование. Богач Фабиан надеялся завоевать славу литературного первооткрывателя. Чтобы создать рекламу работе Элизабет Гэллап, Фабиан регулярно приглашал в Ривербэнк видных ученых, за свой счет кормил их, обеспечивал жильем и развлекал, в первый же день потчуя их прекрасно организованной лекцией о двухбуквенном шифре с показом диапозитивов и призывая без предубеждений побеседовать с Элизабет Гэллап.
Элизабет Гэллап покинула Ривербэнк лишь за несколько лет до своей смерти. Она скончалась в 1934 г. в возрасте 87 лет, не издав больше никаких работ по «дешифрованию».
Среди ассистентов Элизабет Гэллап были Уильям Фридман и Элизабет Смит, будущая г-жа Фридман Мисс Смит, поначалу восхищавшаяся той легкостью, с которой Элизабет Гэллап извлекала информацию там, где сама мисс Смит видела лишь тарабарскую грамоту, обнаружила, что ее восхищение постепенно переросло «сначала в неловкое недоумение, потом в мучительное сомнение и в конце концов в откровенное недоверие».
«Я могу категорически засвидетельствовать,
– написала она, -
что ни мне, ни какому-либо другому добросовестному научному сотруднику в Ривербэнке никогда не удавалось извлечь ни одной сколько-нибудь длинной фразы скрытого сообщения. Ни один из нас не смог самостоятельно воспроизвести хотя бы одно полное предложение из тех, которые г-жа Гэллап уже дешифровала и опубликовала».
Это свидетельство никоим образом не опровергает возможного существования двухбуквенного шифра в первом издании шекспировских пьес. Ведь вполне можно предположить, что Элизабет Гэллап просто неправильно вскрыла его. Поэтому Фридманы собрали заявления других экспертов, указывавшие на то, что никакого шифра не существовало.
Оказалось, что печатники того времени часто изменяли написание фамилий авторов для того, чтобы облегчить себе набор текста. Из-за плохого качества краски буквы, отпечатанные одной и той же формой шрифта, оказывались разными. Перед печатанием бумага смачивалась и, поскольку высыхала неровно, давала усадку. В результате идентичные буквы получались разных размеров. Нередко «закрытые» буквы «а», «е», «о» заполнялись изнутри краской, что смазывало различия между ними. Поэтому отдельные экземпляры издания в целом сильно разнились между собой. А следовательно, ни одно сообщение, зашифрованное двухбуквенным шифром, не могло быть передано
Окончательные доказательства отсутствия двухбуквенного шифра в произведениях Шекспира были получены от двух экспертов. Прежде всего, они поступили от Фредерика Гауди, одного из самых известных и авторитетных типографов Америки. В 1920 г. Фабиан поручил ему выяснить присутствие двухбуквенного шифра в первом издании пьес Шекспира, а потом скрыл полученный доклад, ибо Гауди подверг тщательным измерениям, анализу и сопоставлениям буквы этого издания, нарисовал их эскизы и в конечном итоге пришел к выводу, что в нем использовалось множество шрифтовых рисунков, а не два рисунка, которые требовались для двухбуквенного шифра. Такой же вывод сделал и Фред Миллер, занимавшийся в ФБР экспертизой документов. В своем заключении после исследования текста первого издания пьес Шекспира он написал:
«Не было обнаружено никаких характеристик, которые подтвердили бы разделение исследованного текста ни два комплекта шрифтов».
Казалось бы, сказано ясно и недвусмысленно. Однако защитники версий об авторстве Бэкона, хотя и именуют себя учеными, не удосуживаются заново пересмотреть свои выводы, произвести новые испытания, подвергнуть собственные суждения проверке в свете новых данных. Вместо этого они поносят своих критиков, прибегают к различным уверткам и изыскивают всяческие оправдания. Не было случая, чтобы они когда-нибудь признались, что, возможно, ошибаются. Когда Элизабет Гэллап, чтобы добиться желаемого результата, была вынуждена выдать белое за черное, она призвала на помощь такое «липовое» объяснение: ошибка была-де умышленно включена автором для введения в заблуждение, потому что «шифры делаются для того, чтобы скрывать смысл послания, а не раскрывать его».
Когда Фридманы полностью и окончательно развенчали энигмапланы, бэконианцы неожиданно выдвинули новые доводы, которые они никогда ранее не приводили:
«Хотя этот шифр может считаться недействительным по современным стандартам строгой криптографии, он предоставляет своим создателям вполне надежный метод записи исторических фактов или личных мнений, которые они были не в состоянии выразить открыто без серьезного риска».
Ни йоты доказательства этому не существует, если, конечно, не считать самих голословных утверждений бэконианцев. Более того, на каждое «предположение» в пользу Бэкона можно при желании вывести эквивалентное предположение в пользу Шекспира. Но этим заниматься столь же бесполезно, как бесполезно возражать телевизору, ибо бэконианцы не стремятся к познанию. Они не ученые, а проповедники.
Перед лицом каких свидетельств бэконианцы могли бы отказаться от своих утверждений? Перед лицом найденной авторской рукописи «Гамлета»? Если судить по опыту, они непременно заявят, что Шекспир переписал ее по распоряжению Бэкона. Или перед лицом обнаруженной записки Бэкона о том, что он ненавидел пьесы Шекспира и не имел ничего общего с этой дешевой стряпней? Бэконианцы и здесь найдутся: это-де, несомненно, умный прием, специально придуманный Бэконом для того, чтобы сбить с толку своих современников.
А так ли важно, кто написал шекспировские пьесы? В конце концов, имеет значение содержание самих пьес, а не их авторство.
Да, важно, так как в любом вопросе важна правда. По своему характеру ошибка бэконианцев выходит далеко за рамки вопроса об авторстве Бэкона и Шекспира. Если можно доказать, что свидетельства в пользу Шекспира не означают того, о чем они говорят, что они были фальсифицированы, чтобы подкрепить гигантскую мистификацию, которая остается нераскрытой в течение многих столетий, тогда с таким же успехом можно доказать, что другим историческим свидетельствам тоже нельзя доверять и что история – это пустая болтовня.