Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
Шрифт:
Из дневника Алексея Горшкова:
18.03.2000 г.
Нас спустили с гор на равнину для отдыха и перегруппировки. Наши позиции в горах передали 752-мсп.
Стоим под Урус-Мартаном, вгрызаемся в дерьмовую «чешскую» глину, роем окопы, строим блиндажи, на всякий случай занимаем круговую оборону, так как Старик Хоттабыч (так мы называем Хаттаба) собирается со своими головорезами из гор прорваться через Урус-Мартан на равнинную часть Чечни.
24.03.2000 г.
Сегодня довели на совещании, что Хаттаб в горах прилюдно в каком-то селении собственноручно отрубил головы 19 пленным российским солдатам…
02.04.2000 г.
В Улус-Керте разбили 2500 духов. Это сделали наши соседи-десантники. Ценой своей жизни… Если бы их смели, то Хаттаб вышел как раз к нашему полку. Так что как знать, что было бы тогда с нами…
Уезжали по домам отслужившие свое срочники и контрактники…
«Дембель в опасности!»
Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, майор:
– Не забывали солдаты и про старые армейские приколы. При блокировании горной местности наш КНП находился в районе Шалажи. Погода установилась теплая, и тянуло на улицу, к весеннему солнцу. Недавно получили пополнение. Подходит ко мне один из таких, из взвода обеспечения, с ведром и спрашивает, где можно взять полведра клиренса (просвет между днищем машины и дорогой), срочно понадобился водителям. Я улыбнулся, но, увидев его командира взвода, отправил к нему. Тот не только рассказал, но и… «показал»! На другое утро вижу бойца с метлой на КШМ. На вопрос, что он там делает, ответил, что связисты жалуются на помехи и попросили их разогнать!
Ну и, конечно же, я не могу не вспомнить о своем писаре. Вот только, к сожалению, забыл его фамилию, насколько помню, зовут Алексей. Парень с отличной памятью, пофамильно знал весь батальон, причину и дату убывших. То есть постоянно был в готовности доложить БЧС (боевой и численный состав. – Авт.). Наступило время дембеля. Я понимал, что незаменимых нет, но к нему уже привык. После штурма Грозного всем, выслужившим свой срок, обещано было увольнение и убытие домой. Вот я и решил подшутить, сказав ему, что от его имени подписал контракт на год, то есть домой поедем вместе. Я шутил редко, поэтому он поверил, изобразил на лице «мину», по которой было видно все его отношение к происходящему и ко мне лично. Выдержав время, я отправился его искать, чтобы сознаться в содеянном. Он находился в своем купе (мы дислоцировались в железнодорожном депо). На стене большими красными буквами было написано: «Дембель в опасности!» Я извинился и сказал, чтобы тот готовился к отправке в числе первых партий. Настроение у него поднялось, лицо засветилось.
«Скинулись коменданту по банке тушенки…»
Александр Шмелев:
– Я уволился двадцать третьего марта двухтысячного года. Двадцать пятого уже сидели в поезде. В Прохладном – пересадка. Пошли, нас было десять человек, к военному коменданту станции. «Не посажу в вагон, – говорит, – по этому требованию». Скинулись ему по банке тушенки, посадил в вагон с беженцами из Чечни. Так и ехали – денег ни копейки. Из Москвы кто как добирались. Дома «боевые» давали частями. Очень плохо давали. У меня в отчестве в документах оказалась ошибка, поэтому еще пришлось доказывать, что я – это я.
Мы ехали домой – как цыганский табор – черные, закопченные. За сгущенку договорились с водителем автобуса и ехали стоя. Я домой приехал – недели две удивлялся, что свет горит, на балконе курил только сидя, чтобы меня не видно было с улицы. Воду включу и радуюсь, что вода есть. Теперь я про воду знаю все, занимаюсь ей. Решил свою жизнь посвятить воде…
«Вокруг чистенькие, нарядные, а мы чумазые…»
Андрей Актаев, контрактник:
– Где-то пятнадцатого марта узнаем, что контракт можно завершить. Это отпуск с последующим увольнением. Все, кто со мной приехал, написали рапорта.
Поехали в штаб батальона под Танги-Чу. Подписали у комбата. Там и узнали о моральных уродах из третьей роты. Три «тела» продавали боеприпасы чеченцам. Это контрактники из нового пополнения. Им еще повезло, что их разведчики забрали. Те, кто прошел Грозный, им бы яйца вырвали без наркоза. Я слышал о третьей роте в Грозном. Потери только «двухсотыми» пятнадцать человек, это по моим данным.
Ну не могу я ни понять, ни простить таких. Хотя вот такие потом и орут на каждом углу: «Мы, ветераны боевых действий…» Встречался недавно с ребятами, с кем срочку служил. Один из них воевал в первую кампанию и рассказал, что у них два сержанта ПТУР «чехам» продали. И ничего. Просто отправили в полк, еще и с почестями уволили. Теперь один из этих уродов – председатель комитета ветеранов в одном из областных центров.
Вроде 16 или 18 марта прошли у нас выборы президента. Спустились с высот, проголосовали. Смешно получилось. Я 24 марта был уже дома, а в почтовом ящике приглашение на выборы.
20 марта батальон на высотах поменял 752-й полк. Говорил с ними. Такие же боевые ребята, как и мы.
Переехали под Урус-Мартан. 22 марта получили сухпаек, сели на вертушку и через Ханкалу на Моздок. Нас, контрактников, кто со мной прибыл в роту, было девять человек, и это из более чем 30. Остальные – кто уволился по семейным обстоятельствам, кто «грузом триста». Хорошо, что никто «двухсотым» не ушел.
В Моздоке военная таможня проверила только вещмешки. Сели мы на взлетке, купили на последние деньги три бутылки водки. Выпили за нашу победу, вторую – что живы, ну и третью – стоя. Только выпили, узнаем, что через полчаса самолет до Чкаловска.
Посадили нас летуны, спасибо им. С остановкой на ночь где-то в Краснодарском крае приземлились в Чкаловском. Электричка до Москвы. Там попрощались, обменялись адресами, и я с земляками поехал на Курский вокзал, на электричку до Владимира. Идем по Москве, удивляемся. За полгода так привыкли к выстрелам, разрывам снарядов, что как-то не по себе. Да и стыдно немного: все такие вокруг чистенькие, нарядные, а мы чумазые, грязные. Форму-то нашу новую еще при штурме Грозного старшина роты пропил, за что его ротный долго пинал. Прибыли на Курский. Нас, земляков, четверо было. Ждем электричку. Подошли милиционеры, спросили: «Из Чечни?» Услышав подтверждение, ни документы не спросили, ни обыскивать не стали. Просто пожали руки и отошли.