Взорвать «Москву»
Шрифт:
– Вижу, возвращается к военной жизни «невидимка»: «так точно» вспомнил, как говорить… Доехал нормально?
– На перекладных. Через границу, огородами. Во избежание.
Потерев лоб, Мезенцев прошел к сейфу, открыл тяжелую дверцу и извлек на свет божий подносик с бутылкой коньяка и тремя рюмками.
– Третья кому? – поинтересовался Артем.
– Черкасову… третья… – тяжело вздохнул полковник.
– Он здесь уже? Придет? А то ребята интересовались. Увижу с радостью – мы-то из Севастополя порознь…
– Повезло, что порознь, – щека полковника дернулась. – Убит Дима.
Тарасов сдержал рвущийся из груди звериный стон. Майор ведь остался, чтобы прикрыть отход! Там ведь
– Случайно подстрелили, – ответил на немой вопрос Артема полковник. – Матросик один его из «калашникова» располосовал. Черкасов теперь во флотском морге, значит… Помянем…
Мезенцев разлил коньяк по рюмкам, и третью, черкасовскую, отодвинул к углу стола. Молча, без закуски, выпили. Коньяк показался Тарасову безвкусным.
– Такая каша заварилась, – сказал полковник, хрустнув переплетенными пальцами. – Украинская сторона в скандал не стала мешаться: им-то на что?! И слава богу… Я в Генштабе встречу имел. Повезу самолично цинковый гроб в русский город Рязань, матери-старухе… – Мезенцев повысил голос: – А все игры блядские! Такого офицера положили!.. Помню, как военный советник Черкасов от латиносов вернулся: загорелый – одни брови, еще худее, еще длиннее стал. Рука на перевязи, а глаза хохочут. Он там, гаденыш, боливийским коллегам такого наконсультировал, что наркобароны тамошние – они в Боливии вроде наших чеченцев – назначили награду за черкасовскую голову. Что-то вроде тамошнего миллиона…
Мезенцев разлил по второй. Его разговорчивость вдруг как рукой сняло: перед Артемом сидел прежний суровый батя с обветренным суровым лицом.
– Забудь, капитан, про свои севастопольские подвиги, – после паузы сказал полковник. – Информация смертельная. Для тебя. Остаешься в «Шишкином лесу» до особого моего распоряжения. Комната – столовая – стрельбище – полигон. Конвой, как ты понимаешь, стреляет без предупреждения. С личным составом контактов минимум, инструкторскую работу временно прекращаешь. Иди!
– Так на какой предмет тренироваться, товарищ полковник? – от порога спросил Артем.
– Захват vip-персоны. Это пока ориентировочно… Диму не забывай, капитан!
Он долго перебирал фотографии, документы. Перед его глазами проплывала восьмидесятилетняя история Организации украинских националистов. Те недаром дружили с нацистами – методы ОУН мало чем отличались от методов эсэсовских карателей. Батальон СС «Нахтигаль» – и чудовищный по своей жестокости еврейский погром во Львове в самом начале войны. Полицейский батальон «Роланд» – и тысячи вырезанных вместе с женщинами и детьми граждан польских окраин. Гренадерская дивизия СС «Галиция» – и массированные карательные акции против частей словацкого антифашистского Сопротивления… А потом был разгром гитлеровских орд – и уход в глубокое подполье, в хвойные леса. Террористы, как сказали бы сейчас, встали против мирного населения и гражданской администрации советской Западной Украины. Повешенные, сожженные, распиленные в поясе живьем люди. Американская «гуманитарная помощь» – и работа бандеровцев в пользу спецслужб США. Вербовки, явки, листовки в почтовых ящиках… И не было конца списку черных злодеяний бандеровцев… А еще была неустанная борьба советских спецслужб, помнящих годы войны, и было приказано окончательно и бесповоротно раздавить бандеровскую гадину… Но повеяли другие ветры – в Украину пришла независимость. В Мюнхене, Берлине, Турине, Торонто, Нью-Йорке спешно паковали чемоданы, ибо новые «освободители» торопились на родину из многолетнего изгнания, чтобы рассказать о многолетней «борьбе» против «советской оккупации». Доверчивая, как все новорожденные, Украина приняла блудных сынов в свои объятия. И снова пожаром заклубились на спешно переименовываемых площадях черно-красные знамена Украинской повстанческой армии. Снова зазвучали хорошо забытые лозунги, и отравленная бандеровской идеологией молодежь двинулась маршем по улицам с криком: «Слава Украине!» Какая уж тут слава…
Он перебрал фотографии сегодняшних деятелей ОУН(б). Седоусые дядьки в нелепой, из далекого прошлого пришедшей униформе – и физиономии вполне европейского вида в отлично сшитых костюмах: сразу видно, на чьи деньги они радуются жизни в разоренной кризисом стране.
Хозяин кабинета усмехнулся. Секретные архивы КГБ были тщательно исследованы его лучшими референтами. Каждый – или почти каждый! – персонаж здесь где-то, когда-то оказывался под колпаком и, давясь слезами и соплями, соглашался на сотрудничество во славу КПСС. Вот только нет больше КГБ, а архивные папки мирно пылятся в московских архивных подвалах. Как много могли бы рассказать эти пожелтевшие от времени листы, покрытые убористой машинописью…
К сожалению, есть и другой тип служителей «бандеровской музы» – молодые одухотворенные люди, чья неукротимая юность требует выхода энергии. Требует маршей, строя, знамен и походных песен. Вот этих-то и нужно спасти, вывести из-под удара. Дать им другие надежды и другие радости…
Хозяин кремлевского кабинета взглянул на часы. Сейчас прибудут высокие чины – генерал Главного разведуправления Генштаба, срочно вызванный из Брюсселя, где тот принимал участие в конференции по антитеррору, и генерал-полковник, первым принесший весть о готовящемся теракте в Севастополе.
– Да, пусть войдут, – прошелестел хозяин кабинета в селектор.
Генерал ГРУ, похоже, не только работал с документами в Брюсселе, но и загорал где-нибудь в Италии: на его точеном, доброй грузинской породы лице сиял легкий загар. «Что-нибудь случилось?» – спрашивал взгляд генерала. Давешний военный чин вчера, несомненно, переусердствовал с алкоголем: тяжелые щеки набрякли, нос приобрел еще более глубокий сливовый оттенок, глазки красные.
– Флотская контрразведка показала свою несостоятельность, – после нескольких вводных фраз начал хозяин кабинета. – Если бы не счастливая случайность, «Москва» покоилась бы сейчас на дне Северной бухты. Что скажете, генерал-полковник?
Чин закряхтел, прокашлялся в кулак и ответил:
– Владимир Владимирович, флотские уже получили выговор. Но здесь есть и вина Генштаба: циркуляр по боевым пловцам вернули на доработку, а подводное партрулирование проводилось нерегулярно…
– Агентурный фон был спокойный, – вставил генерал ГРУ. – Более чем спокойный.
– Ваша служба слишком увлеклась Европой, – заметил хозяин кабинета.
Военный чин тонко усмехнулся:
– Однако информация по «Москве», полученная, так сказать, из первых рук, оказалось ценной. Взрывное устройство оказалось учебным – точнее, камуфляжным, – и в этом есть «вина» моей организации. Террористы совершили выгодную сделку: такое устройство, разумеется, обошлось нам на порядок дороже обычного диверсионного заряда.
– Да, в отличие от Генштаба, вы кое-что сделали, – заметил хозяин кабинета. – При проведении операции, насколько я знаю, погиб офицер армейского спецназа?
– Так точно. Недоработка! – отозвался генерал-полковник.
– Взрыв как таковой удалось скрыть, – добавил разведчик. – Праздник флота прошел прекрасно. Рейтинг России в мире растет по-прежнему. В массмедиа ничего не просочилось – были разве что глухие намеки на какую-то учебную тревогу на борту «Москвы», которые мы тут же перекрыли массированной информацией об учебной операции в канун Дня флота, что правдоподобно.