Взорвать «Москву»
Шрифт:
Когда шли по коридору – Баев впереди, коротко отмахивая руками, следом арестованный Артем и два бойца, – прапор, полуобернувшись, проговорил:
– Мезенцева сместили.
Все вставало на свои места: «Шишкин лес» остался без командира, и загребущие руки чиновно-военной Москвы проехались по расположению части, разворошили то, что казалось раз и навсегда налаженным порядком, прибрали с глаз неугодных, а также подозрительных.
Тарасова вели к выходу, где в тусклом свете потолочных ламп угадывались очертания дежурной машины с синей полосой вдоль
Кошки-мышки кончились. «Шишкин лес» предавал «невидимку».
– Сам довезу! Впервой, что ли? – доказывал кому-то Баев, зыркая на рослых терминаторов. – Есть! Парни, приказ исполняющего, блин, обязанности: в расположение роты шагом марш!
– Товарищ прапорщик, – прогудел один из бойцов. – Непонятно как-то: для конвоирования с койки дернули, мы и за оружие расписались…
– Валите отсюда, я сказал! – рявкнул прапорщик.
Терминаторы, пожав плечами, торжественно удалились. Баев открыл заднюю дверцу и указал Артему на сиденье, потом уселся за руль и поспешно тронулся по центральной аллее.
Вот и КПП. Два солдатика и лейтенант с повязкой на рукаве.
– Спецконвоирование. Вот предписание.
Баев протянул дежурному сложенную вчетверо бумажку, а пока тот вдумчиво читал рубленые фразы приказа, вдруг по-дружески подмигнул Артему.
– Распишитесь в журнале, – предложил лейтенант. – Что за день – голова кругом! То приехали, то уехали… К Мезенцеву кто-то из штаба приезжал – приказали не пускать… Черт-те что!
Баев никак не отреагировал на говорливость дежурного. «Жигули» выкатились из расположения части и углубились в лес.
Артем решил обойтись без вопросов. То, что прапор, явно идя наперекор инструкции, оставил вооруженный и очень опасный конвой в части, говорило о многом. Например, о том, что Баеву есть что сказать арестованному. До Москвы путь длинный, времени наговориться довольно. Только нет желания беседовать с хмурым прапором, который скрепя сердце выполняет приказ.
Лубянка. Со всеми вытекающими последствиями. К такому выводу Артем пришел сразу, как увидел гостей на пороге комнаты. Что не сложилось у полковника? Дорогу кому-нибудь перешел или перечить стал – вот и разгром случился. С «Гаммой» то же самое было… Что ж ты, блин, Великая Россия, громишь лучшие свои батальоны?!
Баев сплюнул в окошко недокуренную сигарету. «Жигули» плавно притормозили и встали у поросшей травой бровки.
Прапорщик обернулся к Тарасову:
– Давай-ка сюда свои браслеты.
Перегнувшись через сиденье, Артем послушно протянул посиневшие запястья. Наручники, ловко открытые прапорщиком, упали на пол салона.
– Иди! – Баев широко распахнул дверцу. – Поживее.
– А как же… – начал Артем, но прапор резко оборвал его:
– Такое было последнее распоряжение бати. Успел, видишь, и о тебе позаботиться… Иди, говорю! Оформим как побег. У меня такой опыт имеется. Да и мне сейчас все равно: такой бардак начался, что сам черт ногу сломит…
Тарасов крепко пожал баевскую руку и выбрался на асфальт.
– С богом, с богом! – захлопывая дверцу, прикрикнул
Артем стоял один на вечернем шоссе, потроша сигаретную пачку: да, вот парочка завалялась. К ним бы еще спички…
Глава одиннадцатая
Оружие пехоты
Бешеному дитяти ножа не давати.
Закурил Артем Тарасов только через час, и при весьма странных обстоятельствах.
Ориентируясь по памяти, он спустился с пригорка, оставив асфальтовую ленту, соединяющую «Шишкин лес» и московское шоссе, справа; прошел мимо полуразрушенных бетонных строений и оказался на кривой грунтовке. Машины из ближнего дачного поселка проезжали тут редко – за полчаса ходьбы Артем насчитал всего три допотопные легковушки и один бодрый «фольксик». Здорово хотелось курить, и в голову лезли нехорошие мысли. Вернулся Баев в часть или нет? Если вернулся, то нашелся ли во вселенском армейском бардаке человек, который отрядил бойцов на поиски беглеца? Что во всей этой чертовой истории было задумано, а что случилось само собой? В Уфу теперь, что ли, к тетке на блины? Если возьмут за жабры, помочь будет уже некому. Черт…
Мыслей было много. Сигаретный фильтр мок в углу рта.
Позади зашелестели шины. Тарасов посторонился.
– Не пыли, пехота! – крикнул кто-то из притормозившей «Шкоды». Из окошка высунулась толстая довольная рожа.
– Ты, что ли, Савельев? – искренне поразился Артем. – Жив-здоров и без охраны? Вот так встреча!
– Садись – подвезу! Ты забомжевал, что ли, капитан? Вид помятый, рожа небритая, – заметил Пашка, трогаясь. – Или в розыске обретаешься?
– Глаз у тебя наметанный, Паша: угадал. В розыске…
– Тебя-то мне и надо! – просиял Савельев, и его физиономия при этом стала необычайно хитрой, а потому противной. – Еду вот к дорогим друзьям. Просили приезжать без сопровождения. А ты в таком прикиде – разве сопровождение? Посиди в машине, пока я базарить буду…
– Поехали, – кивнул Тарасов. – Я со всех счетов списан, так что стал незаменимым.
– Точно! – еще больше обрадовался Пашка. – Я контору свою продал – торгую теперь…
– Чем? – поинтересовался Артем.
– Да разным… Приедем через полчаса, передохни. На, кстати, тебе зажигалку, а то, смотрю, мнешь сигарету в руках, мнешь…
И Савельев, отмахнувшись от клубов дыма, включил легкую музыку.
«Дорогие друзья» ждали Пашку в назначенном месте – у дорожной развилки, через которую осторожно просачивались торопящиеся в Москву авто. Три лица кавказской национальности, распахнув тяжелые пиджаки, стояли перед капотом скромной «Самары», сторожко поглядывая на шоссе. При появлении савельевской «Шкоды» все трое сделали стойку. Их загорелые лица сделались напряженными.
– Вот и друзья! – сообщил Пашка, протягивая руку со свертком через сиденье. – Возьми ствол, Теман. Вдруг чего…