Взращение грехов
Шрифт:
— Некоторые считают, что он представитель так называемой кавказской мафии и поэтому мог совершить убийство, — вставил Славин, — об этом мне говорили в милиции.
— Бросьте, — громко сказал Майданов, — не нужно повторять их глупостей. У нас на комбинате мафии нет и никогда не было. Знаете, сколько национальностей у меня здесь работает? Я вам скажу. Двадцать девять. Даже вьетнамец есть. И все живут дружно. А насчет «кавказской мафии»… Я ведь сам тоже с Кавказа, мои родственники в Дербенте живут. Но за тридцать с лишним лет мне ни один человек в городе не сказал, что я член какой-то мафии. Вести себя нужно нормально, законы уважать, местные обычаи, людей уважать, ценить. И тогда все видят, что ты нормальный человек, а не бандит. У меня жена русская, трое детей. Если кто-нибудь их «черномазыми» назовет, я этого человека сам убью. На куски разорву. Но они носят мою фамилию. И стараются ее не позорить, меня ведь в городе многие знают. И еще двое внуков у меня — моя самая большая радость в жизни. Дочь старшая уже замужем. За латышом. А мать у него еврейка. Значит, внуки у меня на четверть мусульмане-лезгины, на четверть евреи, на четверть протестанты-латыши и на четверть православные русские. Вот такой сложный компот получается. И хорошие мальчики растут, красивые, умные, талантливые. Говорят, что, когда кровь смешивается, дети красивыми рождаются. Наверно, правильно говорят. И нельзя людей делить по национальностям или по составу крови. Даже по вере делить неправильно. Есть честные мусульмане, которые в Аллаха верят и порядочно живут, а есть бандиты, которым не должно быть нигде места. Есть честные русские, которые в Бога верят и достойно живут, а есть такие, которых к нормальным людям и пускать нельзя. И я никогда не делю людей по национальностям. Тем более по такому принципу — кавказец или славянин. Термин какой подлый придумали — «лицо кавказской национальности». На Кавказе более ста народов живет, значит, все они плохие и мафия? Стыдно. Очень стыдно и глупо. А Вано никогда не был ни в какой мафии. Хотя я знаю, что его все уважали. В том числе и самые большие отморозки. Знали, что он человек надежный и никогда не подведет.
— Кто мог убить Проталина? Как, по-вашему?
— Не знаю, — искренне ответил Майданов, — если бы я знал или кого-нибудь подозревал, я бы уже сейчас взял этого мерзавца за уши и сам потащил бы его в милицию. Но я ничего не понимаю. Мне говорят, что в квартире, где произошло убийство, никого, кроме Вано, не было. Но я все равно не верю. Может, нужно было лучше все осмотреть. Может, нужно было все проверить еще раз.
— Проверяем, — вздохнул Славин, — но ничего не находим.
— Все равно он не мог убить.
— Нас интересует еще один человек, работающий на вашем комбинате, — сказал Дронго, — экономист вашего планового отдела.
— Уже успели доложить, — нахмурился Майданов, — мир не без добрых людей. Как я не люблю все эти грязные сплетни.
— Нас интересует личная жизнь Вано Тевзадзе именно в свете раскрытия особенностей его характера. Возможно, мы сумеем уточнить какие-то новые детали, которые прольют свет на это загадочное преступление.
— Возможно… — Майданов шумно выдохнул воздух. Было заметно, как ему не хочется говорить на эту тему.
— Вано ведь еще молодой человек, — сказал наконец Шамиль Анварович, — ему только пятьдесят два. Он на четыре года моложе меня. Его супруга умерла десять лет назад. Конечно, ему было трудно. Мужчине вообще трудно жить одному. А Жанна женщина красивая, эффектная. Всегда с ним работала. Они и сошлись. Ничего плохого в этом я не видел.
— Мы тоже не видим ничего плохого, — улыбнулся Дронго, — но мы хотели бы с ней встретиться и переговорить. Желательно так, чтобы об этом не узнали другие сотрудники комбината. Чтобы лишний раз не давать повода к разного рода сплетням и разговорам. Может, вы вызовите ее к себе в кабинет, и мы поговорим с ней здесь.
— Нет, — возразил Майданов, — это неудобно. Напротив пустой кабинет Вано, но туда я никого не пускаю. Пока сам Вано туда не вернется. Поэтому давайте сделаем так. Я поручу, чтобы она зашла в кабинет к нашему главному инженеру. Он сейчас в командировке. А вы пройдете туда и побеседуете с ней.
— Правильно, — согласно кивнул Дронго, — мы так и сделаем.
Шамиль Анварович поднял трубку и попросил найти Жанну Михальскую.
— Пусть зайдет к главному инженеру, — приказал он, — я знаю, что его нет. Но пусть она зайдет к нему в кабинет. Сейчас мои гости тоже туда пройдут. И распорядитесь, чтобы там никого не было. Не нужно никого к ним пускать. Вы меня поняли?
Он положил трубку, взглянул на своих собеседников.
— Она будет через пять минут в кабинете главного инженера, — сообщил Майданов. — Скажите мне честно: вы верите, что можно помочь Вано? Или просто отбываете свой номер?
Дронго взглянул на Славина.
— Верим, — твердо ответил Вячеслав, — иначе бы мы не занимались этим делом.
— Это хорошо, — сказал на прощание Майданов, — может, вы действительно сможете ему помочь. Только я все равно не успокоюсь. Я уже говорил об этом нашему прокурору. Если Вано осудят здесь, то я напишу жалобу в Москву, дойду до Генерального прокурора, но буду требовать новых и новых проверок. Пока не докажу, что мой заместитель не мог убить человека.
Глава 10
Кабинет главного инженера находился дальше по коридору. Они вошли, уселись на стульях. И почти сразу следом за ними в комнату прошла молодая женщина. Ей было не больше тридцати пяти. Высокого роста, она была явно выше Тевзадзе на целую голову, крупные формы, красивые правильные черты лица, чувственные губы, светло-зеленые глаза, собранные на затылке каштановые волосы. Она была в темно-синем костюме.
— Добрый день, — поздоровалась Михальская, — мне передали, чтобы я зашла в кабинет главного инженера.
— Верно, — кивнул Славин, — садитесь, пожалуйста. Мы адвокаты господина Тевзадзе. Моя фамилия Славин. Зовут Вячеслав Владимирович. А это господин Дронго.
Она уселась напротив них. При упоминании Тевзадзе она чуть нахмурилась, но ничего не спросила.
— Мы хотели с вами поговорить, — продолжал Вячеслав.
— Ясно. Уже успели все доложить, — у нее был своеобразный тембр голоса. Низкий и глухой.
— Вы знали Вано Ревазовича Тевзадзе?
— Конечно, знала. И не нужно играть в кошки-мышки. Раз вы меня пригласили с такими предосторожностями в кабинет главного инженера, то наверняка вам уже все известно. Я его не только знала. Мы с ним были близкими друзьями. Очень близкими.
— Спасибо, что сами об этом сказали. Вы понимаете, что мы являемся его адвокатами и стараемся ему помочь?
— Понимаю.
— Поэтому мы и пришли к вам на комбинат. Хотели встретиться с людьми, которые его знали.
— А лучше всех его знала именно я, — усмехнулась Михальская, — все и так понятно. Только, по-моему, мы говорим о нем в прошедшем времени. Это даже обидно. Человек еще живой, здоровый, не осужденный, а мы его уже заживо хороним.
— Нет, — сразу возразил Вячеслав, — ни в коем случае. Просто мы говорим о его прошлой жизни.
— Мы стараемся понять, как могло произойти убийство, в котором обвиняют господина Тевзадзе, — пояснил Дронго, — поэтому встречаемся со всеми, кто его знал.
— Он не убивал, — сразу сказала Михальская, — он не мог убить.
— Мы тоже так считаем. Поэтому и пытаемся понять, что там могло произойти.
— Я понимаю, — кивнула Михальская.
— Вы давно работаете на комбинате? — спросил Дронго.
— Четыре года.
— Где работали до этого?
— В разных местах, — пожала она плечами, — здесь платят хорошо, поэтому я сюда и перешла.