Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Серба Андрей Иванович

А кем был для тебя генерал Дубов, когда ты встретился с ним в этом кабинете? А четовой Догура, когда вчера утром шагнул к тебе в лесу с рапортом? Они оба были бывшими врагами, понявшими правоту твоего дела и решившими начать новую жизнь, завоевав право на нее в борьбе с тем, чему вчера служили. Обманулся ли ты в них? Нет. Генерал, открыто признавший прежние заблуждения, расстрелян по приговору своих бывших товарищей. Четовой Догура, честно сражавшийся против своих вчерашних дружков по банде, лежит в госпитале, а восемь его боевиков навсегда остались в низине. Однако можно поверить и не ошибиться в ста человеках, а на сто первом… Ведь ты контрразведчик, подполковник, и твое первейшее оружие — бдительность и осторожность. Но кто скажет, где кончается бдительность и начинается перестраховка, кто объяснит, за какой чертой осторожность перерастает

в трусость и желание избежать любого риска? И потом, разве твоё оружие только бдительность и осторожность? А профессиональное чутье, а доверие к человеку?

…Да, подполковник, тебе сейчас придется пойти на риск, но поступаешь ты так ради интересов дела. Точно так, как рискует на передовой солдат, поднимаясь в атаку.

— Я задал вам неразрешимую задачу, Зенон Иванович? — раздался насмешливый голос войскового старшины.

— Неразрешимых задач не бывает, Яков Филимонович, — спокойно ответил Шевчук. — Запомните пароль для связи с тем, кто известен вам как Владимир Чумарзин. «Не были ли вы знакомы с Виктором Яншиным»? Отзыв: «Был, но последний раз видел его полгода назад». Прошу вас, выходите на связь с Чумарзиным лишь при крайних обстоятельствах.

— Я сделаю это в одном из двух случаев: если получу важные сведения и буду лишен возможности передать их вам самостоятельно и в случае угрозы самому Чумарзину.

— Теперь, Яков Филимонович, я хотел бы вернуться к разговору о вашей деятельности как заместителя полковника Сухова. Какие основные задачи стоят сейчас перед здешним «Вервольфом»?

— Те, для чего и создается всякая разведывательно–диверсионная сеть: ведение разведки в ближайших тылах Красной Армии и нарушение ее транспортных перевозок в направлении Кракова и перевала Дукла. Это, Зенон Иванович, вы, надеюсь, знаете и без меня. А вот сведения, которые вряд ли могут быть вам известны. Хейнемейер и Штольце считают, что охранные части Красной Армии смогут организовать надежное и эффективное прикрытие здешней железнодорожной ветки. Поэтому большинство боевых групп «Вервольфа» нацелено на совершение диверсий на автомагистралях в районах мостов, тоннелей, виадуков. Войска же и техника, которые из–за горного рельефа не смогут рассредоточиться в местах диверсий вокруг дорог и скопятся на них будут подвергаться ударам авиации. Помимо этого, дороги на Краков и Дуклу на ряде участков заранее заминированы мощными фугасами с радиовзрывателями, а время их подрыва зависит от Штольце. Я располагаю копией карты–схемы этих заминированных участков.

— Недурно, Зенон Иванович. А что вы можете сказать о радиосвязи местного «Вервольфа» с его центром?

— Я предвидел этот вопрос. Потому что ваши розыскники, охотящиеся за радиопередатчиками «Вервольфа», до сих пор ни одной рации не обезвредили, а две свои группы потеряли. Я могу значительно облегчить их работу… В горах устойчивая радиосвязь крайне затруднена. Но радисты Штольце нашли ряд мест, где экранирующее действие гор и искажение радиосигналов из–за влияния металлосодержащих пород сведено к нулю. Из этих точек и выходят сейчас радисты «Вервольфа» на связь со своим Краковским центром. — Войсковой старшина подкрутил кончики усов, улыбнулся. — Полагаю, Зенон Иванович, что нам пора уже сделать кое–какие отметки на вашей карте…

13

Лейтенант, командир пластунского разведвзвода, приподнял голову, всмотрелся в заросли кустарника, что подступали к галечной осыпи со стороны леса. В просвете между кустами мелькнула согнутая человеческая фигура в зеленовато–сером маскхалате, за ней — вторая. Еще одна, еще… Жаль, что нельзя воспользоваться биноклем: отраженные от стекол солнечные лучи могут выдать присутствие наблюдателя. Впрочем, бинокль и не нужен: сегодняшние немцы подкрадываются к осыпи тем же маршрутом, что и позавчерашняя группа. Теперь от куста, где их обнаружил лейтенант, они должны подобраться к продолговатому валуну, откуда прекрасно просматривается вершина остроконечной скалы на противоположной стороне ущелья.

Так и есть: фигуры в маскхалатах мелькнули у валуна, залегли в траве вокруг него. Один из немцев, направив пулеметный ствол в направлении только что покинутых кустов, остался на земле, остальные друг за другом бросились вперед. Двое, четверо, шестеро, семеро… Ручной МГ, шесть автоматов, рация. Всё, как в предыдущей группе, если не считать, что тогда один из прибывших был в офицерском эсэсовском мундире.

Немцы залегли рядышком, в руках у одного появился бинокль. Но что можно оттуда увидеть? Пожалуй, только остроконечную скалу за ущельем. Наверное, она тебе и нужна, шваб с биноклем? Позавчерашний эсэсовец тоже высматривал что–то в бинокль. И только после своих наблюдений повел группу через осыпь в ущелье. По–видимому, вы неспроста делаете эту остановку и шарите биноклем. Ничего, скоро все ваши действия перестанут быть тайной: в эти минуты Семён Гамуз со своими хлопцами тоже ведет наблюдение. Но не за осыпью или появившимися из леса фашистами, а за вершиной остроконечной скалы. Потом он и лейтенант обобщат и проанализируют свои наблюдения, сделают из них выводы. Но это будет позже, а сейчас нужно держать ушки на макушке, не спускать глаз с пожаловавших в ущелье гостей.

Гитлеровец–наблюдатель опустил бинокль, сунул его в чехол. Тут же он взял в руки лежавший сбоку автомат, поднялся в полный рост и направился через осыпь к ущелью. За ним последовали остальные, и только пулеметчик остался у валуна. Когда шедший первым гитлеровец исчез в ущелье, пулеметчик подхватил свой МГ, бегом бросился догонять группу. Вскоре вся группа цепочкой двигалась по склону ущелья.

И опять она шла маршрутом, которым спускалась на дно их позавчерашняя семерка. Вот обломок скалы, где предыдущая группа резко повернула вправо, вот поваленное дерево, перебираясь через которое, позавчера шлепнулся наземь один из фашистов, а вот изгиб бегущего по дну ущелья ручья, где немцы входили в воду… Снова старая картина: медленно бредущие против течения вооруженные мужчины, их остановка в небольшом затончике у правого берега. Один из них опустил в ручей руки, пошарил ими по дну, достал из воды продолговатый сверток… Если последующие события и дальше станут развиваться, как в прошлый раз, то через несколько минут немцы окажутся вне видимости лейтенанта. Пока этого не случилось, необходимо перебраться на новое место, специально подготовленное ночью именно для такого случая.

— Ефрейтор, за мной! Остальным выполнять прежнюю задачу! — приказал лейтенант, готовясь к перебежке.

Новый наблюдательный пункт был устроен в глубокой норе под скальным обломом. В дыре было сыро, пахло гнилью, откуда–то сверху капала вода. Зато сюда не проникал ни один луч света, а поэтому можно было без всякой опаски пользоваться биноклем. Лейтенант приник к окулярам, и фигурки в затончике сразу приблизились, стали чётче.

Двое гитлеровцев быстро разворачивали вытащенный из ручья сверток. Вот в их руках оказалась бухта тонкого каната с якорем–кошкой на конце. Тот, что повыше ростом, раскрутил якорь–кошку над головой и бросил вверх. Туда, где прямо из ручья поднималась к небу отвесная гладкая скала. Нет, не совсем гладкая: метрах в двенадцати—пятнадцати от поверхности воды на скале в бинокль были заметны неглубокие трещины, крошечные уступы, узкие карнизы. Первый бросок якоря был неудачным: он скользнул по каменной глади и, ни за что не зацепившись, упал к ногам. Вторая попытка — та же неудача.

Еще бросок, еще — и, наконец, якорь остался на скале. Немец, проверяя надежность зацепа, несколько раз сильно дернул за канат и, перебирая его руками, полез наверх. Благополучно добрался к якорю–кошке, устроился на маленьком каменном балкончике, обмотал конец каната вокруг левой руки. После этого к нему один за другим поднялись остальные солдаты. Канат опять был свернут в бухту, вместе с якорем–кошкой завернут в прежний кусок ткани, по–видимому брезента, обвязан веревкой и полетел в затончик. Взметнулись кверху брызги, разошлись по воде круги — и сверток снова покоился на дне ручья.

Не позволяя себе передышки, гитлеровцы стали взбираться по скале вверх. Очутившись у широкой трещины, влезли в нее и на четвереньках направились к большому камню–монолиту, который словно рог торчал из скалы. Помогая друг другу, взобрались на него и спрыгнули в другую трещину. Через десяток метров трещина круто вильнула влево и исчезла за выступом скалы…

Скала поднималась над карнизом еще метров на пятнадцать — двадцать. Но что это? Вдруг в скале появился черный квадратный провал, из него, разматываясь в воздухе, на карниз упала веревочная лестница. Первым в провале исчез гитлеровец с рацией за спиной, за ним по лестнице поднялись автоматчики. Последний из группы — пулеметчик с МГ в руках — был втянут в провал вместе с лестницей. Тотчас черный квадрат на сером фоне скалы пропал, и сколько ни шарил лейтенант в том месте биноклем, никаких следов входа в каменное убежище ему обнаружить не удалось: «Хитро устроились, вражины!»