Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Серба Андрей Иванович

К дыре в скале можно попасть двумя путями: снизу от ручья и сверху от края ущелья. В светлое время оба маршрута прекрасно просматриваются с остроконечной скалы, а ночью из–за сложности они недоступны для впервые отправившегося по ним человека. Ничего, швабы, раз ваше пристанище обнаружено, будет найден и способ, как вас там накрыть. Он и Семен Гамуз не глупее вас!

С Гамузом лейтенант встретился вечером, когда дно и склоны ущелья затянулись мглой и наблюдение с остроконечной скалы стало невозможным.

— Группа появилась в четырнадцать двадцать шесть, — без предисловий начал лейтенант, — у валуна затаилась в четырнадцать

двадцать восемь. Через осыпь двинулась в четырнадцать двадцать девять, в ручей вошла в четырнадцать тридцать одну. Оказалась у себя в скальном лазе в четырнадцать тридцать девять. Что у тебя?

— Скала с острой вершиной служит чужакам не только наблюдательным пунктом, но и маяком, — ответил Гамуз, доставая из кармана лист бумаги с карандашными пометками. — Когда гости выбрались к валуну? В два двадцать восемь? — он заглянул в свою бумажку. — Так вот, в два двадцать восемь дозорные со скалы дали им сигнал, что можно спокойно идти на базу. Только после этого сигнала гости объявились на осыпи.

— Что за сигнал?

— Вершину остроконечной скалы я в свое времечко облазил вдоль и поперек и знаю на ней все потайные места. Имеется там среди схоронок небольшая пещерка, а перед ней большой камень, что вход прикрывает. Сколько помню, всегда он был каменюка как каменюка, а сейчас на нем невесть откуда появились три голыша: один, побольше, стоит посредине, два, поменьше, у него по бокам. Свалиться на камень им неоткуда, а потому о голышах я сразу у себя в голове зарубку сделал и частенько на них в бинокль поглядывал… Уже позавчера мне показалось, что те голыши шустрые больно. Поначалу средний был повернут ко мне ребром, а два других — широкой частью. Гляжу через время — всё наоборот: широкой частью смотрит на меня средний, а ребрами те, что у него по бокам. Сразу я не придал этому особого значения: думал, что с перемещением солнца по небу меняются тени голышей. Тем более, что вскоре голыши вновь стояли по–прежнему: средний показывал мне ребро, а его соседи — широкие части… Лишь когда вечером ты рассказал, что днем в ущелье побывали гости, я на всю эту чертовщину с голышами–перевёртышами взглянул с иного бока. Потому и попросил тебя при следующем появлении чужаков следить за ними с часами в руках.

— Значит, картина получается такая: маршрутные группы «Вервольфа» выдвигаются к ущелью строго определенным путем и только в светлое время суток. Заметив своих, швабы с остроконечной скалы дают им сигнал, что в ущелье все спокойно и можно без опаски идти на базу. Прибывшие швабы сначала следят за сигналом со скалы в бинокль. Дальше все просто: осыпь, ручей, скала, дырка — вход в логово… Настолько просто, що нам, Семен, надобно шукать другие подходы к вервольфовской базе.

— Верно, друже, не для нашего брата эта дырка в скале. Лакомая она приманка, завлекательная, только жареным от нее за версту несет. Чтоб в ту дырку под видом пришлых немчуков сунуться, нужно досконально знать всю систему сигнализации маршрутников с их дружками на скале и у лаза на базу.

— А для чего пост на скале? — спросил лейтенант. — Нагрянем туда ночью, спеленаем швабов и предложим: или ваши секреты становятся наши или… Все выложат как на духу.

— Возможно. Но лишь то, что знают. А с какой стати они будут знать то, что их не касается? На скале — свое дело, у поста в ходе–лазе — свое. Думаешь, вервольфовское начальство не предусмотрело, что дозорные на скале могут в чужие руки угодить? Не дурни же у них делами заправляют?..

— Возьмем в полон командира маршрутной группы, — не сдавался лейтенант. — Уж он должен все знать.

— Должен. Допустим, он уже у тебя в руках и ответил на все, что тебя интересовало. А дальше что? Лезть в дырку? Да, может, он нам напакостить желает и специально под монастырь подводит? Думаешь, фашисты кого попало у нас в тылу оставили?

— Короче, ничего нам дырка в скале не дает, — с сожалением произнес лейтенант. — Штурмовать ее — потерь не оберешься, дуриком попасть тоже нельзя. Ну и ляд с ней!

— Верно, друже. Ежели этот лаз нам не приглянулся, надобно искать другой. А он обязательно должен быть. Мы встретили и проводили в логово две вервольфовские радиогруппы. Они что, отдыхать сюда приходят? Конечно, нет. Вышли где–то на связь, отстучали радиограммы и как можно скорее мчатся в Мертвую падь. Отсидятся здесь, передохнут и снова на маршрут. Однако при нас через лаз в скале не вышел ни один человек. Выходит, из логова есть другой ход, покуда нам неизвестный. Поисками его и следует заняться.

— Нужно — значит, займёмся.

— Непростое это дело, казаче. Разве можно уследить за каждой щелью в горах и за каждым кустом в лесу? Шагнет ночью семерка в маскхалатах из какой–нибудь трещины в скале або выползет из норы под деревом — и поминай ее как звали… Есть способ проще: устроить наши засады у двух–трех ближайших к Мёртвой пади родников. Без питьевой воды на базе не обойтись никак. Вот и сядем у родников на хвост их водоносам, выйдем за ними к другому лазу внутрь скалы. По–моему, самое стоящее дело.

— По–моему, тоже. Займешься им сегодня ночью.

Шевчук с трудом узнал по телефону голос Возняка. Громкий, возбужденный, порой срывающийся на крик, он никак не вязался с обликом обычно невозмутимого польского контрразведчика.

— Спокойней, поручник, спокойней, — проговорил подполковник, не дослушав сбивчивую речь Возняка до конца. — Тебя понял… Аковская агентура спровоцировала мятеж в полку дивизии Ковальского. Подробности сообщишь позже. Говори, что требуется от меня.

— Аковцы и примкнувшие к ним жовнежи после боя с оставшимися верными правительству подразделениями полка ушли в лес и сейчас находятся в квадрате 36–83, — донеслось из трубки. — Дальнейший маршрут их движения — горный массив Красные Скалы. Карта перед вами?

— Да. Говори внятней.

— Люди Матушинського ведут мятежников в лагерь бригады «Еще Польска не сгинела». Если это им удастся, продолжение мирных переговоров с командованием бригады станет невозможным и останется одно — разоружать бригаду силой со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.

— Все ясно, поручник. Чем могу помочь?

— Силы аковцев Матушинського и мятежников оцениваются примерно в сто пятьдесят — сто восемьдесят человек. Я организовал их преследование двумя группами, каждая примерно той же численности. Одна идет непосредственно за беглецами, вторая перерезала им кратчайший путь в расположение аковской бригады. Поэтому мятежники направились к Хлобучу кружным маршрутом через Красные Скалы. Там есть два горных прохода, миновав которые…

— Все вижу по карте, — перебил Возняка Шевчук. — Твою мысль понял и одобряю. Занимайся своими делами, а оба прохода в Красных Скалах я беру на себя.