Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун
Шрифт:
Начинало припекать солнце, после бессонной ночи клонило в дрему. Но вот на тропе, что вела к землянке из леса, раздался стук копыт, и на поляну вылетел всадник. Промчался к штабу, остановил коня у часового, спрыгнул на землю. Бросил несколько слов появившемуся у входа дежурному и снова вскочил в седло. Дробный стук копыт — и всадник исчез в лесу. Через минуту из землянки выскочил дежурный и быстро зашагал в сторону батальонных землянок.
— Готовься, — прошептал он, проходя мимо Махоматсксго и не глядя на него. — Их пятеро.
Итак, Хлобуч в расположении батальона, и всадник, прискакавший, по–видимому, от одного из постов охранения, только что сообщил об этом Сивицкому. С Хлобучем четверо сопровождающих, скорее всего, кто–то из офицеров штаба бригады и трое охранников. Все примерно
Пятерка всадников появилась минут через десять. Двое офицеров — майор и подпоручник, и трое жовнежей с итальянскими двухствольными автоматами «виллар–пероза» поперек седел. Едва они въехали на опушку, Махоматский спокойно поднялся с земли и двинулся к штабной землянке. Сейчас у него на поясе был лишь подсумок с запасными рожками. Конечно, не считая спрятанных во внутренних карманах мундира парабеллума и браунинга и лежавших в брючных карманах четырех круглых мильсовских гранат, прикрытых сверху яблоками. Но об этом знал только Махоматский, для всех остальных он выглядел безоружным. Часовой, увидев направившегося к нему капрала, впился в него взглядом, но из дверей землянки появился дежурный, что–то сказал часовому, и тот вытянулся в струнку, уставился немигающим взглядом на подъезжающих к штабу всадников. Поравнявшись с часовым, эсбист оглянулся. Прибывшие офицеры, соскочив на землю, шагали к землянке, жовнежи охраны остались у лошадей. Махоматский прошел мимо застывшего как истукан часового, рванул на себя дверь землянки, прислонился к стене, замер в ожидании.
Дверь приоткрылась, и в помещение первым шагнул Хлобуч, за ним — подпоручник. В тот же миг Махоматский левой рукой захлопнул за вошедшими дверь и одновременно с этим опустил кулак на голову Хлобуча. Молниеносный взмах — и кулак–кувалда эсбиста обрушился на голову подпоручника. Не вскрикнув, оба офицера свалились у ног Махоматского. Эсбист знал надежность своего удара. Прошлой осенью на Львовщине он выиграл пари у немецкого штурмфюрера из зондеркоманды, похвалявшегося своей силой. Перед каждым из них выстроили по два десятка пленных итальянцев из бывшего львовского гарнизона «Ретрови итальяно», который после капитуляции Италии отказался воевать на Восточном фронте и потребовал отправки на родину. Штурмфюрер, наносивший удары бывшим союзникам в висок, лишил сознания восемнадцать из них. Махоматский, который бил сверху и вгонял голову жертвы чуть ли не в грудную клетку, вышиб сознание у всех поставленных перед ним итальянцев. Сейчас он тоже вложил в удары всю силу и теперь мог спокойно и без всякой опаски творить с оглушенными аковцами все, что ему заблагорассудится. Эсбист опустился возле Хлобуча на корточки, схватил его обеими руками за голову и крутнул ее влево–вправо так, что у майора затрещали шейные позвонки. Вот теперь полная гарантия, что первая половина задания выполнена успешно — Хлобуч больше не будет мешать никому и никогда. Пора приступать ко второй половине задания, в успехе которой заинтересован больше всего именно он, Махоматский, — уносить с места «акции» ноги.
Подоткнув под ремень выбившуюся полу мундира и поправив на голове конфедератку, Махоматский приоткрыл дверь и вышел наружу. Дежурный о чем–то весело разговаривал с часовым, и эсбист чуть заметно подмигнул ему. Получил в ответ понимающий кивок, сунул руки в карманы брюк и не спеша направился к своему «стену». На ходу достал из левого кармана яблоко, надкусил его, скривил губы. Отшвырнул яблоко в сторону, вытащил из того же кармана второе и тоже бросил в траву. Теперь в кармане остались лишь гранаты, и Махоматский нащупал пальцами предохранительную чеку одной из них. Надвинул правой рукой на лоб козырек конфедератки и задержал руку у внутреннего кармана, где находился парабеллум. Сейчас, как только он поравняется с тем кустом бузины, дежурный, отводя от себя всякие подозрения в причастности к убийству Хлобуча, должен поднять тревогу. Вот и куст…
— Убит! Командир бригады убит! — раздался за спиной испуганный крик хорунжего.
Махоматский пригнулся, метнулся к кусту. Присел, оглянулся по сторонам. В его правой руке уже был парабеллум, в левой — граната с выдернутой чекой. Дежурный, распахнув дверь землянки, стоял в ее проеме и рвал из кобуры пистолет. Часовой ловил на мушку Махоматского.
— Стой! Стрелять буду! — истошно вопил он.
Махоматский дважды выстрелил в часового и швырнул гранату в охранников Хлобуча, сбрасывавших с плечей свои «виллар–перозы». Часовой упал, гранатный разрыв разметал в стороны прибывших аковцев. Тотчас из кустов, обступивших поляну, заговорили два МГ. Длинными очередями они строчили по облаку пыли у бьющихся на земле лошадей, откуда трещал один «виллар–пероза», по штабной землянке…
Махоматский вскочил на ноги, добежал до оставленного «стена», схватил его. И бросился в лес, но не к пулеметчикам, а вправо от них. «Нет, хлопчики–пулеметчики, разные у нас с вами дороженьки! Через минуту–другую вам придется иметь дело с целым батальоном, и какими меткими стрелками и шустрыми бегунами вы не были бы, ваша песенка спета. Однако покуда хоть один из вас жив, аковская погоня будет вестись по вашим следам. Только по вашим. Об этом позаботятся дежурный по батальону и лично Сивицкий, головой отвечающие за безопасность Махоматского [32] перед проводником надрайонного провода ОУН Шершнем».
32
После 1945 года Махоматский станет действовать на территории западных областей Украины. За свои новые злодеяния получит третий оуновский крест «Героя самостийной Украины». Будет захвачен в плен разведывательно–поисковой группой войск госбезопасности под командованием капитана Кочкина. Расстрелян.
16
Женщина остановилась у порога кабинета, придержала за плечо невысокого худенького паренька лет четырнадцати–пятнадцати, державшего в руках большой букет цветов. Приветливо, не без доли кокетства улыбнулась поднявшемуся из–за стола Серенко.
— Здравствуйте, Виктор Лукич.
— Добрый день, Анна Ильинична. Рад видеть вас снова.
Женщина взяла из рук мальчика букет, подошла к Серенко и протянула ему цветы.
— Вам, Виктор Лукич. Как напоминание о далекой, но столь близкой нам обоим родине. Посмотрите внимательнее на букет. Я старалась подобрать цветы, которые должны расти у вас, на Кубани. Мне это удалось?
— Вы волшебница, Анна Ильинична, — улыбнулся Серенко, принимая букет и любуясь им. — Представляете, я даже не помню, когда последний раз видел подобное чудо. Огромнейшее спасибо.
— Не за что, Виктор Лукич.
— Знаете, Анна Ильинична, у меня для вас тоже есть приятный сюрприз. Прошлый раз вы интересовались, каким образом русская женщина в вашем положении может принести пользу Красной Армии. Я обещал дать вам ответ, и сегодня делаю это. Прошу познакомиться.
С кресла, стоявшего сбоку от стола коменданта, поднялся офицер. Мешковатый китель с единственной медалью, золотые погоны с капитанскими звездочками, широкие синие галифе. Светлые редкие волосы, зачесанные на косой пробор, пенсне на длинном носу.
— Капитан Лаптев Иван Львович из политуправления фронта, — представился он. — Командирован в ваши края для налаживания связей с местным населением.
— Петрова Анна Ильинична, вдова. Бывшая русская дворянка, волею судьбы оказавшаяся вдали от родины, но желающая по мере сил своих служить ей.
— Присаживайтесь, Анна Ильинична, — указал капитан на соседнее кресло. — Почему скучает ваш сын? У меня с собой свежий номер «Крокодила», пусть полистает его.
— Спасибо вам, Иван Львович, — растроганно проговорила женщина, прикладывая к глазам кружевной платочек. — Только не сын он мне, а круглый сиротинушка. Родителей его немцы на Украине за связь с партизанами расстреляли, а самого угнали на работу в Германию. Он из лагеря сбежал, пошел на восток и в пути занемог. Пропал бы, да добрые люди его в лесу подобрали и ко мне привели. Вылечила его, выходила, на ноги поставила. Уже почти год он при мне, матерью зовет… Ну да ладно, чего это я с вами разоткровенничалась. — Анна Ильинична спрятала платочек, позвала подростка. — Слава, Иван Львович хочет дать тебе интересный журнал. Почитай, пока я буду занята.