Взрыв
Шрифт:
— Тебе что здесь надо, идиот?! Ты, кажется, ослеп? А ну убирайся!
— Погоди! Не сердись, пожалуйста. Я знаю, что некстати, но я не могу иначе. У нас большая беда. Человек умирает. Помоги мне.
— А я говорю: пошел вон, пока цел!
Парень нагнулся, подобрал увесистую палку, вырезанную, очевидно, совсем недавно. Глаза его были совсем бессмысленные, пустые.
Санька почувствовал, как его заливает волна ярости, ненависти к этому пустоглазому существу.
Он весь напружинился, выжидающе подобрался, но тут же перед глазами его всплыло измученное, с кровью
Драться было нельзя. Ни в коем случае, что бы ему тут ни говорили.
От глаз парня не ускользнули эти мгновенные Санькины движения, и он понял их по-своему.
Зловеще ухмыльнулся, шагнул:
— Я сказал: убирайся! Ты еще здесь? Пеняй на себя, я предупреждал.
Он лениво вскинул дубинку.
Санька сделал шаг вперед, не отрывая глаз от лица парня.
— Славик!
Девушка выпрыгнула из темноты, повисла на руке своего дружка.
Только тут Санька разглядел, что она очень красива, хоть и не так юна, как ему показалось с первого взгляда. Волосы у нее были пепельные, это он и раньше заметил, а глаза темные, широко расставленные, вздернутые к вискам. А вся — тоненькая такая.
Она обернулась к Саньке:
— Уходите, уходите! Видите, что с ним! Вам нельзя здесь.
— Я не могу уйти, — сказал Санька. — У меня друг умирает. Ему очень плохо. А у вас машина. Вы должны нам помочь.
— Что-о?! — Парень снова рванулся. — Пусти меня к этому нагляку!
Но девушка уже отпустила его и подошла к Саньке, легко коснулась его плеча.
— Простите ради бога, — проговорила она. — Что с вашим другом?
— У него баротравма. Лопнула верхушка легкого. Идет кровь горлом. Мы ныряли с аквалангами, и вот... Он лежит, а вокруг никого, и ночь, и лес... Только ваш костер... Я подумал — здесь люди, помогут...
Саньке показалось, что перед ним совсем другая девушка, совсем не та, которую он видел несколько минут назад на матрасе.
Решительный, деловой человек задавал ему четкие вопросы. И никаких ахов, никаких причитаний.
— Где он лежит? Он один?
— Вон видите костер — он там. С ним Генка. Наш друг.
Она задумалась на миг, что-то прикидывала в уме.
— Так... Значит, там... Мы ехали отсюда... Значит, просека должна проходить совсем близко от нашего костра, — она говорила тихо, будто про себя, — может, и удастся подъехать вплотную... Ладно, тянуть нечего, надо ехать. Славик, собирайся.
Санька обернулся к Славику. Удивительно нелепо звучало мальчишеское имя применительно к этому здоровенному мрачному парню. Славик вскинулся, как конь:
— Ты что, Ленка, совсем ошалела! Пошли они к чертовой матери со своими баротравмами! В темень в такую по лесу — всю машину исцарапаешь. Из-за какого-то подонка...
Девушка обернулась к нему и оглядела внимательным долгим взглядом, будто видела впервые.
— Славик, — тихо сказала она, — дай мне, пожалуйста, ключи.
— Не дам, — отрезал тот. — Сам не поеду и тебя не пущу. А этот пусть проваливает.
— Славик, ты можешь не ехать, если не хочешь. Но ключи ты мне, пожалуйста, дай.
— Ты сумасшедшая! Девчонка! Ты что, хочешь машину угробить? Он тебе все чехлы кровью измажет!
Лена дернулась, будто он ее ударил. Даже глаза прикрыла ладонью.
Лицо ее залила бледность, скулы выступили резче, нос заострился.
— Вот ты какой, оказывается... — тихо сказала она, и вдруг голос ее изменился, она его не повысила, нет, но он настолько изменился, что могучий Славик попятился. — Вот что, голубчик, дай мне немедленно ключи. А если ты мне их не дашь, — она наклонилась, подобрала брошенную дубинку, — я сейчас выбью все стекла и изуродую все, что смогу. А потом пойду на шоссе вместе с ним, — она показала на Саньку, — и буду ловить попутную, понял?
— Леночка, ну что ты, ей-богу, ну пожалуйста, что мне — жалко, поедем вместе. Я сам поведу. — Славик суетился.
— Нет. Ты останешься. Мы все не поместимся, и ты ничем не поможешь. И вообще я не хочу, чтобы ты ехал. Дай ключи.
Славик метнулся к машине, принес ключи с брелоком.
— Но... почему ты не хочешь, чтобы я... Я ведь лучше вожу... И вообще я же имею право... а ты ночью, с посторонними мужчинами... А я здесь, в лесу, совсем один.
Славик был жалок. Саньке неприятно было глядеть на него. Да и время шло. Бесценное время. А он все бормотал ненужные слова.
Лена быстро и тихо сказала:
— Не будь смешным. Пожалуйста, не будь таким жалким и смешным. Ты уже был всяким сегодня, остановись, пожалуйста.
Санька сел рядом с ней в машину, и «Москвич» резко рванул с места.
Огибая озеро, по лесу шла широкая просека, которую Санька в темноте не заметил.
Через несколько минут они остановились. Костер мерцал справа в нескольких десятках метров.
Санька вышел и, пятясь, нащупывал дорогу.
«Москвич», переваливаясь, как лодка на волнах, объезжая деревья, дополз до самой палатки.
Вячек еще был в сознании.
Лена откинула спинку переднего сиденья, и Генка с Санькой уложили его в машину. Генка сел в углу по-турецки, положил голову Вячека себе на колени.
Снова Санька нащупывал путь, а «Москвич» пятился теперь задом до просеки.
Потом выбрались на шоссе. Потом мчались двадцать три километра до Зеленогорска, до больницы.
Дежурный врач сказал, что успели в самое время. Еще бы час-полтора, и было бы поздно. А для любого и так было бы поздно. Для любого, сказал врач, у которого не такой железный организм.
Санька ездил к Вячеку почти каждый день все три месяца, пока тот лечился.
И три месяца Вячек убеждал Саньку, что тот не виноват.
И почти убедил. Но только почти.
ГЛАВА X
Солнце припекало уже всерьез. Снег быстро таял, обнажая черную, курящуюся паром землю. Вылез на свет божий, обнажился весь мусор, накопившийся за зиму. Во всей своей неприглядности бросались в глаза груды брошенной арматуры, обрезки труб, кучи опилок, какие-то бесформенные тряпки непонятного происхождения. Журчали ручьи. На сапоги налипали пудовые комья грязи. Надсадно выли, буксуя в лужах, машины.