Взрыв
Шрифт:
Все трое давно уже хотели пожить одни, где-нибудь в лесу, на берегу озера, поплавать, понырять, отдохнуть от повседневной суеты.
Все трое оставались сверхурочно на службе и теперь, заработав по четыре дня отгула, наконец-то собрались в путь.
Электричку брали штурмом.
Саньке всегда было немножко странно видеть, как нормальные вроде люди, добродушные, вовсе не злодеи, отцы и матери семейств, вдруг стервенеют при посадке в поезд, в автобус, в трамвай.
Они
Санька всегда в такие минуты представлял себе кораблекрушение.
Как же, наверное, страшно, когда теряет голову толпа, когда речь уже идет не о захвате обычной вагонной скамьи, а о жизни.
Но вот вагонная, а потом автобусная духота и давка миновали, и они добрались к началу второго этапа своего путешествия — до Черной речки.
Отсюда начиналось шоссе на Выборг. Санька, Вячек и Генка поднялись на вершину пологого холма, заняли исходную позицию у обочины шоссе и стали ждать попутную машину.
Это была Генкина идея.
Он ни в коем случае не соглашался ехать на выборгском автобусе, кричал, что это пижонство, что никакого смаку в этом нет, а надо ехать обязательно на случайной попутке, лучше на грузовике, с ветерком.
Они свалили в кучу тяжеленные свои рюкзаки с палаткой, надувными матрасами, едой, сложили акваланги и блаженно развалились на теплой траве.
Позиция их была очень удобна.
Пока машина ползла по длинному подъему-тягуну, они успевали разглядеть ее и решить, стоит останавливать или нет.
Они лежали уже больше получаса, пропустив десятка полтора разнокалиберных автомобилей, когда появилось наконец то самое, что было надо: старенький «газик» с выборгским номером. А когда оказалось, что кузов его до половины заполнен свежим, пахучим сеном, они просто завопили от восторга.
Санька и Генка завопили, Вячек только улыбнулся.
Шофер оказался молодым, веселым парнишкой. Белобрысым, в плоской замасленной кепчонке. Он с любопытством оглядел акваланги, выспросил, куда и зачем они едут, и, удовлетворив свое любопытство, царственным жестом разрешил им забраться в свою колымагу.
В кабине рядом с шофером сидела ветхая старушка с беленьким козликом на коленях. Сено было ее. Она везла его из Ушкова в Высоцк.
Оказалось, что сын подарил ей козлика ко дню рождения, чтоб не было ей одиноко и скучно, а заодно накосил и сена — козлиной еды.
А шофер тоже был родственником, каким-то троюродным внучатым племянником, Санька так и не смог разобраться в этом сложном генеалогическом вопросе.
В общем, путешествие начиналось прекрасно. Друзья развалились на мягком, едва провяленном солнцем сене, погрузились в дурманящие, удивительные запахи его и покатили.
Разморенный Санька уснул. Проснулся от толчка, машину тряхнуло на ухабе.
— Долго еще? — спросил он у Генки.
— Скоро! — проорал тот. — Уже скоро!
Генка вдруг вскочил и забарабанил кулаком по крышке кабины.
«Газик» взвизгнул тормозами и остановился.
Шофер помог выгрузить барахло и ужасно разобиделся, когда ему Генка, смущаясь, попробовал сунуть в карман ковбойки трояк.
— Эх вы! — сказал он. — Знал бы — пешком топали б у меня! Я к ним по-человечески, а они мне трояк!
— Ну, извини, старик, слушай, не злись. — Генка был от смущения пунцовый, как помидор. — Я, понимаешь, это... пошутил я!
— Ишь ты, шутник! — Шофер сплюнул и полез в кабину.
Подошел Вячек.
— Слушай меня, — сказал он. — Это Семиозерье, так?
— Ну?
— Так вот — мы будем на четвертом озере, справа. Захочешь — приезжай к нам на уху. Ну и еще кое-что имеется. Только поторопись, а то это «кое-что» может быстро кончиться. У нас тут есть специалисты.
Он взглянул на Саньку и Генку, подмигнул.
Шофер заулыбался. Тоже неумело подмигнул — двумя глазами сразу.
— Вот это другой разговор! Смогу — обязательно приеду. А с этой штукой, — он показал на акваланг, — дадите разок нырнуть?
— Нырнешь, коли не сдрейфишь.
Шофер снова подмигнул:
— Не таковские, сам не дрейфь. Ну пока, обормоты! Ловись рыбка большая и маленькая.
— Пошел к черту, — дружно сказали все трое и сплюнули.
И «газик» укатил.
Снова впряглись в раздутые рюкзаки и в акваланги, нырнули в зеленоватую, оглушающую тишиной прохладу леса.
Под ногами то чавкал сырой изумрудный мох, то хрустел песок, то шелестел пахучий сиреневый вереск.
Лямки больно врезались в плечи. На подъемах ребята сгибались так, что почти касались руками земли.
Но Вячек упрямо все шел и шел, и Санька начал уже потихоньку чертыхаться.
Прошли три прекрасных, вытянутых цепочкой друг за дружкой озера.
По узкому перешейку вышли к четвертому, на вид ничем не лучшему, только вода в нем была, пожалуй, еще голубей, чем в первых трех.
— Видали водичку? — спросил Вячек. — Самое прозрачное озеро на Карельском. Это, да еще есть одно — в Орехове. Видимость — тридцать метров.
— Сколько еще идти-то? — прохрипел Генка.
— А, интеллигенция заговорила! Взмокли-с, уважаемый доцент? А кто-то, помнится мне, просился на волю, в пампасы, про марш-броски толковал!