Взводный

Берг Александр Анатольевич

Ночь следующего дня.

— Летят Петро, слышишь летят!

— Да тише ты Никола, я не глухой, давай готовься.

В ночном небе постепенно нарастал гул авиационных двигателей, и когда он раздался уже совсем близко, над зданием школы, которую превратили в госпиталь, расцвел искусственный цвет осветительной ракеты, которую запустили разведчики. Сами они были в полукилометре от немецкого госпиталя. Когда гул моторов в небе стал совсем громким, в сторону госпиталя устремилась красная ракета, а в ночное небо еще одна осветительная, подсвечивая нашим бомбардировщикам цель. Через несколько минут сначала послышался свист бомб, а затем здание переделанной в госпиталь школы скрылось в разрывах. Когда осела пыль, стало видно, что школы больше нет, а на её месте только гора горящих обломков. Этой ночью еще в пяти местах наши бомбардировщики нанесли бомбовые удары по подсвеченным целям. Разведчики, после того, как указали и подсветили для лётчиков цели, благополучно убрались от мест нахождения и ждали следующей ночи, что бы подсветить новые цели.

Я отправился с первой ротой, в качестве усиления со мной была и наша бронерота из нескольких танков и бронемашин. Себе в качестве цели я выбрал полевой аэродром, где базировались пара десятков мессершмитов. Аэродром был небольшим, и из охраны там была только батарея спаренных зениток и рота охраны с тремя бронетранспортёрами

и нашим пушечным бронеавтомобилем БА-10. Мы атаковали с ходу, благо, что все самолёты в данный ммоент были на аэродроме, а в противном случае нападение теряло всякий смысл. Заранее высланные снайперы подавили расчёты зениток и мы ворвавшись на аэродром, открыли шквальный огонь по всем, кого видели. Затем бойцы выскочив из бронетранспортёров и под прикрытием их пулемётов принялись зачищать аэродром. В землянки сначала летела граната, и только затем в неё врывались бойцы. Бой шёл почти час, я потерял трёх бойцов, ещё одиннадцать оказались ранены, но всех немцев мы уничтожили. Затем начался сбор трофеев, мы забрали бензин, продукты, и кое какие боеприпасы к трофейному оружию, после чего подожгли всё, что только было можно и ушли. С аэродром я лесами двинулся к передовой, нет, не что бы уйти к своим, просто там были сразу две цели, гаубичный полк и полевой госпиталь. Находились они рядом, а потому сначала я ударил по гаубичному полку, это были 150 миллиметровые тяжелые полевые гаубицы. Охрана была из пехотной роты, но её мы подавили массированным пулемётным огнём бронетранспортёров, после чего быстро перетаскали снаряды и заряды к ним под орудия и сунув в каждую такую кучку по толовой шашке с горящим фитилём двинулись дольше, еще один такой заряд сунули в оставшиеся снаряды. С собой взяли только десяток тяжелых грузовиков, пригодятся ещё. Не успели мы отъехать и на километр, как позади нас стали раздаваться взрывы, а потом конкретно шарахнуло, это когда рванул склад боеприпасов. В часе езды от артиллеристов, был полевой госпиталь, вот туда я и наведался. Для экономии патронов, бронетранспортёры просто проехались по палаткам полевого госпиталя, давя всех, кто там был. Как говорится, получите и распишитесь господа тевтоны. Испытайте на собственной шкуре то, что вы творили с нашими ранеными. Мне хватило десяти минут, что бы разнести здесь всё и уехать, у меня в списке было много целей не на один день.

Спустя час на место расположения полевого госпиталя выехал санитарная колона, и старший колоны лишь с ужасом смотрел на то, что осталось от госпиталя. Отъехав на приличное расстояние, я приказал вставать на ночёвку. Хотя я и отослал разведгруппы со своими заданиями, но у меня были ещё разведчики и вот теперь они двинулись в ночь проверять дорогу и запланированные цели. Вот так и пошла работа, мы уничтожали или обстреливали вражеские колоны, если они были слишком большие для нас. Я уничтожил ещё один полевой аэродром, на этот раз с юнкерсами и пару полевых госпиталей. На четвёртый день нам попалась слишком большая колона противника и даже с танками, которая двигалась в сторону фронта. Отлично понимая, что такую большую колону нам не уничтожить, я с дальней дистанции, а это около километра, приказал обстрелять её и сразу рвануть в лес. Нам удалось подбить танк, три бронетранспортёра и десяток машин, когда немцы открыли ответный огонь по нам. Устраивать долгую перестрелку с противником я не собирался, а потому и отдал приказ на отход. Как отходить разметил заранее, и вот сдав из вырытых капониров назад, пяток моих БА-10 так задним ходом и двинулись вглубь леса, правда недалеко, метров сто, после чего скрывшись из вида немцев, быстро развернулись и поехали по едва видной лесной дороге, лавируя среди разросшихся деревьев. Немцы видимо заранее получили приказ в таких случаях начинать преследование, так как раньше они обстреляв лес просто начинали двигаться дальше, вот около батальона с ротой танков и пошли за нами в погоню. Мы проехали около десяти километров, когда достигли места следующей засады, как раз на такой случай. Бронеавтомобили сразу заехали в подготовленные для них капониры, так что над землёй остались только их башни с орудиями. Остальные бронемашины и танки были спрятаны по флангам широкой прогалины, куда и должны были выскочить мои преследователи. Гарантии, что будет именно так разумеется не было, но нам повезло и немцы бросились в погоню за наглыми русскими, которые начали бесчинствовать в их тылах. Первыми шла рота лёгких троек, 11 машин, а за ними шли вперемешку бронетранспортёры и грузовики с солдатами. Когда танки приблизились к спешно замаскированным свежими ветками БА-10 на расстояние в 200 метров, бронемашины открыли огонь. Буквально за 2 — 3 выстрела все танки подбили, а в те, что просто остановились, а не загорелись или взорвались, добавили ещё, для гарантии. Сразу после этого бронемашины и танки перенесли свой огонь на немецкие бронетранспортёры, не трогая грузовики, но с них и так посыпались горохом немецкие солдаты. Сразу, как только мы выбили всё, что представляло опасность для нашей бронетехники, вперёд двинулись уже мои бронетранспортёры, а из отрытых окопов по немецкой пехоте ударили пулемёты. Бой шел около получаса, я не хотел нести лишних потерь и не гнал своих бойцов в атаки. Только убедившись, что противник подавлен, мы пошли вперёд подавляя плотным огнём любые очаги сопротивления. Учитывая, что мы проехали около десяти километров от дороги, то можно было не опасаться, что к немцам быстро прибудет подкрепление, если только они не успели вызвать его по рации. На всякий случай в пяти километрах остался дозор с рацией, если что они нас предупредят, но подкрепление к немцам так и не пришло. Проведя контроль, приступил к сбору трофеев, мы хорошо потратились, когда пулемёты моих трофейных бронетранспортёров вовсю лупили по противнику, вот и надо было пополнить их запас. Через час мы двинулись дальше в лес, скоро уже вечер, так что на сегодня война окончена, место стоянки присмотрено заранее, вот туда мы и направились.

Глава 14

Глава 14

На следующий день двинулись дальше, стоять на месте нельзя, обнаружат и уничтожат, если только смывшись подальше от места проведения последней акции и затаившись, как мышь под веником. По донесениям из других рот у них тоже всё в порядке, потери есть, но небольшие и они уже возмещены за счёт окруженцев. В немецком тылу творится форменный бардак, и я это вижу наглядно, даже тыловые колоны снабжения теперь двигаются только большими группами и только под охраной не меньше роты гансов с пускай и лёгкой и небольшой, но бронёй. А ведь этих солдат взяли или с фронта, или с резервов что шли на фронт, так что нашим хоть и на чуть-чуть, но стало легче. В планах похулиганить ещё неделю, другую, будет видно по обстоятельствам, если немцы совсем озвереют от наших шалостей и начнут полномасштабные прочёсывания, то придётся уходить к своим раньше, тут даже леса не помогут, окружат и заблокируют. Как говорится, всего должно быть в меру, а жадность, как известно, фраера сгубила. Пока же я двигался к следующей цели, и

по дороге нам необходимо было пересечь железную дорогу. Место перехода выбрали заранее, там насыпи как таковой не было, так что можно было легко пересечь железную дорогу. Сапёры быстро бросили на шпалы заранее подготовленные брёвна и мгновенно скрепили их железными скобами, тем самым организовав переезд через рельсы. Можно конечно было переехать и так, вот только зачем гробить подвеску своей техники, а так получилось, как небольшое возвышение переехать, да и сам переезд получился гораздо быстрее. Через рельсы на скорости не переедешь, если только не хочешь угробить себе подвеску с ходовой, нужно притормозить и с черепашьей скоростью и осторожно переехать рельсы. Разумеется времени на это уйдёт уйма, тут ведь не паре машин переехать, и даже не десятку, а полутора — двум сотням, так что таким Макаром переезд на полдня растянется. А так сапёры быстренько кинули брёвна на шпалы, скрепили их между собой скобами и вуаля, переезд готов. Конечно тут тоже ехали и не гнали, но километров десять в час вполне можно было безопасно дать, так что за пару часов все переехали и тут со стороны фронта показался эшелон. Паровоз лишь слегка, самую малость подпрыгнул, когда проезжал нашу доморощенную переправу, но сходить с рельсов и не подумал.

Пустить поезд под откос просто положив на рельсы железный прут не получится, да и брёвна колёса паровоза легко разнесут в щепки, так что металлические скобы, которыми были скреплены между собой брёвна просто расплющит в тонкий блин. Сам я таким не занимался, но видел, что становилось с гвоздями, которые клали на рельсы.

Это оказался санитарный эшелон, благо что время у меня ещё было, а потому приказал поменять в пулемётах патроны на зажигательные, и когда поезд поравнялся с нами, все пулемёты открыли по проезжающим вагонам огонь. Я ещё специально приказал по паровозу не стрелять, мне он нужен был целым и невредимым. Огонь всегда лучше разгорается и горит при притоке свежего воздуха, вот паровоз и должен был его обеспечить. Паровозная бригада при начале обстрела лишь прибавила скорость, стараясь поскорее выйти из зоны обстрела, и это лишь раздувало пламя в начавших разгораться вагонах. Хорошо просушенное дерево вагонов загоралось моментально, а приток воздуха лишь раздувал пламя и очень скоро вдаль уезжал вовсю горевший поезд. Лишь через несколько километров паровозная бригада притормозила, что бы отцепить основательно горевший состав, после чего снова поддали и до следующей станции не останавливались. Из всего состава уцелела только паровозная бригада, все остальные, и раненые и медработники сгорели в пламени, а мы двинулись дальше.

Штаб группы армий «Юг»

Герд фон Рундштедт мрачно читал отчёт по состоянию медицинской службы его армии. За несколько последних недель потери в медицинском персонале составили почти треть. Русские казалось сорвались с цепи и целенаправленно уничтожали госпиталя и санитарные колоны. Даже ночные налёты в последнее время производились в основном исключительно на госпиталя, русские диверсанты сначала обозначали их обычными ракетами, а после подвешивали в небе осветительные. Также сильно участились случаи обстрела медицинских колон и поездов. При обстреле обычных колон, даже если вместе шли воинские части, то огонь в основном открывали именно по санитарным машинам. Подойдя к своему столу, фон Рундштедт ещё раз перечитал короткое послание на немецком подписанное гауптманом Прохороффым. Когда его солдаты в первый раз его прочитали, то только посмеялись над ним, зато вскоре стало совсем не до смеха, когда буквально на следующую ночь русские вырезали сразу три госпиталя. Затем была небольшая пауза, зато теперь сообщения поступают каждый день и если всё оставить как есть, то вскоре в его армии просто не останется медработников, как и госпиталей. Все попытки защитить госпиталя и санитарные колоны принесли мало толку, это лишь немного сократило количество нападений и всё. Наконец решившись, командующий вызвал к себе майора Райтера.

— Господин майор, у меня для вас очень важное, хотя и необычное поручение. Для начала взгляните на эти два письма.

С этими словами фон Рундштедт протянул майору оба сообщения от гауптмана Прохороффа.

— На первый взгляд это кажется глупой шуткой, но в последние несколько недель русские уничтожили большое количество госпиталей и санитарных колон. Они стали просто охотится на них в ущерб другим целям. Мы уже потеряли треть медработников, и дальше будет только хуже. Я хочу вам поручить сходить к русским парламентёром. Пора заканчивать уничтожение госпиталей, мы предложим русским взаимно не обстреливать госпиталя и санитарные колоны с поездами.

— Почему я господин генерал-фельдмаршал?

— Потому что вы майор отлично знаете русский, а кроме того и сами родились и выросли в этой дикой России. Мой помощник напишет русским официальное предложение и вы доставите его русскому командованию. От вашего успеха майор зависит множество жизней наших врачей и раненых.

— Слушаюсь господин генерал-фельдмаршал.

Чётко развернувшись, майор Райтер развернулся и вышел из кабинета командующего в приёмную, где ему спустя короткое время и вручили письмо для русского командования.

Забегали, когда жареный петух в жопу клюнул. Так подумал майор Генрих Райтер, он сам был российским немцем, его предки приехали в Россию ещё при царице Екатерине Второй и все эти годы верно служили своей новой родине. Даже во время Великой войны, как называли в Германии Первую Мировую войну, его отец, подполковник Русской Императорской Армии Карл Райтер, честно сражался за Россию, и это не смотря на то, что в Германии у него были родственники, а немецкий был его вторым родным языком. Лишь начавшаяся революция заставила его уехать вместе с семьёй из родного Царицына в Германию. Сам Генрих хорошо помнил своё детство в России, но ничего хорошего с приходом к власти большевиков его там не ждало. Потомственный военный он не мыслил себе другой жизни кроме армии, вот и пошел служить, когда достаточно повзрослел. Из-за того, что он был русским немцем и отлично знал русский язык, его взяли служить в разведку. Ему многое не нравилось на этой войне, но он понимал, что ни чего изменить не может, а потому просто не вмешивался в происходящее. Получив кроме письма командующего ещё и предписание для всех офицеров оказывать ему всеобщую поддержку, он выехал к линии фронта. В штабе дивизии, куда он прибыл, после предъявления бумаги из штаба, ему сразу выделили солдата, штабс-ефрейтора в помощники и сопроводили до линии фронта. Командир батальона лично прошел с ним в окопы, после чего штабс-ефрейтор принялся махать шестом с белым полотенцем, привлекая внимание русских.

— Товарищ старший лейтенант, там немцы похоже переговоры хотят устроить!

Запыхавшись доложил командиру роты старшему лейтенанту Казаринову сержант Христенко буквально ворвавшись в землянку ротного.

— Ну пошли посмотрим сержант, что там за переговоры хотят немцы.

Ротный вместе с сержантом вышли из землянки и не торопясь и не высовываясь, что бы не поймать привет от немецкого снайпера, прошли в окоп. Приложив к глазам бинокль, лейтенант Казаринов сам увидел, как над немецкой траншеей, на длинном шесте развивается белая тряпка, а сам шест ходит туда, сюда.