Взять реванш
Шрифт:
– Позвольте мне пройти, – сквозь зубы процедила Камилла, видимо все еще надеясь удержать ситуацию под контролем. И ей бы это удалось, машинально подумал Хью, если бы она догадалась позвать на помощь.
– Скажите, чем вызван ваш внезапный отказ? – спросил Хью и, не в силах более противостоять снедавшему его желанию, протянул руку и коснулся каштанового локона у нее за ухом. Камилла дернула головой, однако руку его не оттолкнула. Повинуясь подсознательному импульсу, он провел кончиками пальцев вниз по ее шее, до самого ворота жакета.
– Мне казалось, что это очевидно, –
Хью слушал ее с каменным лицом. Не наговори она всего этого, и он беспрепятственно отпустил бы ее. Он знал, что она помолвлена. Она сама с гордостью показала ему кольцо. Его и без того мучила совесть. В конце концов, она порядочная девушка, а если ему нужен козел отпущения, то кандидатур хватает и без нее. Вокруг полно женщин, которым нечего терять.
Но его благие побуждения рассыпались в прах, натолкнувшись на ее презрение. Проклятье, да как она смеет!
Он смерил ее взглядом, отметив, что, несмотря на всю браваду, дышит она учащенно, неровно. Трепетал кружевной воротник блузки, и Хью подумал, что, если бы не портфель, который Камилле приходится держать в руках, она бы отчаянно жестикулировала.
И еще. Она нервно кусала нижнюю губу, которая покраснела и, казалось, вот-вот начнет кровоточить. От его внимания не ускользнуло, как она, облизав губу, поморщилась, словно от саднящей боли.
– Кэм, а вы никогда не играете в игры? – спросил он, и Камилла невольно вздрогнула, услышав столь фамильярное обращение.
– Я… могу я уйти? – повысив голос, требовательным тоном спросила Камилла. Она явно нервничала. Нервничала, как будто ждала подвоха. А что, если он скажет «нет»?
– Почему бы вам не присесть? Мы обо всем поговорим. – С этими словами Хью кончиком указательного пальца провел по мягкой материи жакета. Ему было страшно и вместе с тем сладко осознавать ее беззащитность. Когда подушечка пальца легла на то место, под которым была ее грудь, его словно пронзило током. Нежная плоть вздымалась под его рукой, и желание ощутить ее девичью упругость становилось непреодолимым.
Но едва он успел подумать об этом, как Камилла решительно отбросила руку и устремилась к двери. Повинуясь инстинкту, он кинулся за ней, и только она взялась за ручку, как его ладонь уперлась в дверь.
Камилла резко обернулась, в глазах ее стояли отчаяние и испуг. Нет, даже не испуг. Вид у нее был пораженный, смятенный, затравленный. Да, она походила на загнанного зверя, которому охотники не оставили пути к отступлению. Хью вдруг почувствовал щемящую жалость к ней.
– Вы сумасшедший, – задыхаясь, выдавила она, чувствуя у себя на затылке его ладонь. – Я буду кричать!
– Валяйте, – беспощадно промолвил он, одурманенный благоуханием ее тела. Чем отчаяннее она сопротивлялась его натиску, тем больше он возбуждался. К тому же он не верил, что она посмеет позвать на помощь; этим она окончательно унизила бы себя.
Однако он ошибался. И едва он осознал это, как она открыла рот. И хотя в его планы вовсе не входил подобный сценарий, иного способа заставить ее замолчать у него не было; сдавленно чертыхнувшись, он закрыл ее рот своим, и крик застрял у нее в горле.
Разумеется, она сопротивлялась. Отчаянно колотила ему по спине кожаным портфелем, отпихивала его обеими руками. Ее кулачки упирались ему в живот, отчего у него перехватывало дыхание. Наконец, когда она попыталась ударить его коленом по причинному месту, он не выдержал и, навалившись на нее всем телом, прижал к двери.
Хью понимал, что ей трудно дышать, но это был единственный способ сломить ее сопротивление. Отняв левую руку от двери, он обвил ее шею. Пальцы его гладили, ласкали гладкую кожу, и, когда он почувствовал, что силы ее на исходе, языком разомкнул ей зубы. Камилла прикусила ему язык, но не сильно, и под его напором поцелуй словно менял тональность; рот ее обмяк, губы сами собой раскрылись. Руками она теперь судорожно сжимала лацканы его пиджака, как будто хваталась за соломинку, еще связывавшую ее с жизнью. Под натиском его бедра она беспомощно раздвинула ноги.
Она была такая мягкая, такая податливая; вся из шелка и кружев, сладкая и влекущая, она губами и языком давала понять, что медленно, но неуклонно теряет позиции. Она дрожала всем телом. Он чувствовал это. Но чувствовал он и другое – между ними словно пробежала искра, воспламенив их обоих. Его тело наливалось жаром, тяжелело. Он уже представлял, как берет ее прямо здесь, у двери. Или, может быть, на полу; от предвосхищения блаженства мутился рассудок. Вот она вздымает ноги, обвивает ими его чресла, вот он входит в ее влажное, горячее лоно…
Ему следовало спросить себя: неужели все так просто? Ее внезапная слабость, податливость. Ему следовало знать, что виной тому не только секс.
Но он был слишком поглощен своими чувствами, чтобы прислушиваться к чужим. Слишком прельщали его мысли о том, как он будет раздевать ее, как они предадутся любви, как сольются в единое целое. Он настолько забылся, что утратил всякое чувство реальности. Окрыленный мечтаниями, он ослабил объятия, выпустил ее на мгновение, чтобы извлечь из-под юбки полы ее блузки. Ему не терпелось скользнуть под прозрачную ткань и коснуться наконец ее шелковистой кожи. Ему казалось, что ее затвердевшие соски изнемогают от неутоленного желания.
Картины пылкой страсти рисовало его воображение, но вскоре он вынужден был признать, что вновь недооценил ее. Предугадать ее следующий шаг он не смог. А Камилла, казалось, лишь ждала удобного случая, ждала, когда он допустит оплошность, и, дождавшись, своего шанса не упустила.
Уже потом, когда все кончилось, Хью понял: он сам виноват в том, что позволил ей ускользнуть. Если бы он был начеку, она бы ни за что не смогла сбить его с ног. Но он расслабился, и она смогла. В результате он очутился лежащим ничком возле кадки с пальмой, а она выскочила за дверь. В приемной испуганно вскрикнула миссис Хармон, раздался стук – еще раз хлопнула дверь.