Шрифт:
Annotation
Сергеева Валентина, Гумерова Анна
Сергеева Валентина, Гумерова Анна
Взыскующие неба
Пролог
Никто не мог прогнать
Вороны, сидевшие на столбах кровати, каркали день и ночь, день и ночь. Чтобы не слышать их ужасный крик, старый король зарывался с головой в одеяло, однако все меры были тщетны: злобное карканье разносилось повсюду. Вскоре оно уже слышалось во всем кор олевстве. Местные жители , исполненные ужаса, теряли покой и силы. Что-то опасное и таинственное витало в воздухе, кроме неистового карканья четырех ворон, которое становилось громче с каждым днем. Несчастный король послал за всеми известными лекарями , священниками, учеными и мудрецами в надежде обрести помощь или хотя бы услышать полезный совет. Однако никто не смог избавить злополучную королевскую семью от проклятия. Более того, никому не удалось хотя бы на мгновение добиться тишин ы! Вскоре с тарый король начал худеть и слабеть , рассудок его помутился до такой степени, что он уже был близок к безумию...
Печальные слухи о проклятии наконец разнеслись и за пределами королевства Коннахта и спустя некоторое время достигли ушей Темного Патрика, который трудился на своей маленькой делянке на склоне горы Донегал. Патрик немедленно оставил свои дела и отправился в Коннахт, чтобы увидеться с королем и избавить его от проклятия. Добравшись до замка, Патрик увидел нескольких стражников, которые охраняли главные ворота. Он вежливо попросил впустить его, чтобы он мог поговорить с королем, однако те чуть не натравили на гостя собак. К счастью, в ту самую минуту старая королева услышала шум у ворот и сама спустилась по лестнице, чтобы узнать, что случилось. Ее истерзанную душу переполняли страхи, поэтому она была готова довериться кому угодно и испробовать что угодно , лишь бы исцелить своего горемычного супруга.
Как только Патрик вошел в спальню, он увидел старого короля, распростертого на постели, смертельно усталого от бессонницы , полубезумного , напуганного и совершенно отчаявшегося. Больного окружала целая толпа лекарей, ученых и слуг. Как только они узнали, для чего появился здесь этот человек в простой одежде, то принялись совещаться между собой , покинуть ли им замок немедленно, чтобы не унизить себя соперничеством с простолюдином, или же остаться и посмеяться над глупым Патриком. Из уважения к старому королю они, впрочем, решили остаться, хоть и не скрывали своего презрения к этому оборванцу.
– Как тебя зовут?
– спросил Патрик у старшего принца, как только юноши вошли в комнату.
– Диклан.
– Какое проклятие наложил на тебя Кромахи?
– Он сказал, что я буду добыв ать себе пропитание воровством, и меня всю жизнь будет преследовать закон.
Патрик немедленно повернулся к перепуганной королеве и сказал:
– Отошлите вашего старшего сына в лучшую школу права , пусть он станет судьей. Тогда ни один законник к нему не придерется.
В этот самый момент одна ворона сорвалась со столба, издала пронзительный крик, взмахнула крыльями и вылетела в окно.
Патрик обратился к среднему принцу.
– Как тебя зовут?
– Дармид.
– Какое на тебе проклятие?
– Я стану убийцей и не буду выпускать ножа из рук.
Патрик повернулся к дрожащей от ужаса королеве и сказал:
– Отошлите вашего среднего сына в лучшую медицинскую школу. Пусть выучится и станет хорошим хирургом, тогда его нож не будет ножом убийцы.
Как только он произнес это, другая ворона издала оглушительный крик, расправила крылья и вылетела в окно.
– Как зовут тебя?
– спросил Патрик у младшего принца.
– Даити.
– Какое на тебе проклятие?
– Я стану нищим и буду всю жизнь просить подаяния.
– Не тратьте времени даром, - сказал Патрик королеве.
– Немедленно отправьте вашего младшего сына в лучшую семинарию. Он станет священником, и тогда Бог не накажет его за то, что он ест чужой хлеб.
Тут третья ворона тоже каркнула, расправила крылья и улетела.
И такая радость наполнила измученное сердце короля, что он из последних сил приподнялся на постели и разрыдался от счастья. В это самое мгновение четвертая, самая большая ворона издала ужасный крик, от которого у всех волосы стали дыбом, и вылетела из спальни.
Глава I
В каменной лачуге, какие строят себе звероловы и пастухи, у огня сидел старик.
Лицо у него было морщинистое, цвета дубленой кожи, жилистая рука, похожая на узловатый корень, лежала на рукояти посоха, но среди седых волос, похожих на спутанную кудель и спускавшихся почти до пояса, виднелись черные пряди. Старик был дряхл, но сидел прямо и смотрел ясно, словно старость, иссушив кожу и прорезав морщины, не принесла с собой недугов и слабости. Впрочем, губы у него шевелились, как у всех стариков, что сидят вечером у камелька.
Почти семьдесят лет он прожил в этой хижине в горах, на памяти трех поколений пастухов и звероловов оставаясь "стариком". Росли, старели и умирали они сами, рождались и взрослели их дети и внуки, а старик в хижине, прилепившейся к каменной стене у ручья, в конце узкой тропы, оставался все так же сед и так же прям, хоть и ходил, опираясь на посох - но больше по привычке, чем из нужды. К нему привыкли, и никого это уже не удивляло. Уже полвека как его считали колдуном и, встречаясь с ним в горах, боязливо сторонились, уступая дорогу. Он не был похож на других колдунов и отшельников - не лечил, не помогал советом, не ворожил, но и не трогал никого, разве что любил пугнуть, если незваные гости подходили чересчур близко.