Взыскующие неба
Шрифт:
"Молодчина парень... держит ухо востро, не зевает. Хороший воин из него растет". Энгус подумал: еще два-три года, и Дункан окончательно заменит его у ворот Скары, будет расставлять дозоры и водить разведку, а сам он, Энгус, сын Алана, отправится греть больные кости у камелька и слушать, как врут о былых подвигах другие старики. В добрый час он усыновил когда-то бойкого рыжего мальчишку, после того как потерял в бою двух родных сыновей, а третий умер, не дожив до года. Однако самому Дункану было еще рано знать, что Энгус готовил его себе в преемники и мысленно примерялся уже, как бы поторжественней в должное время
– Слышишь, так иди отпирай... ну?!
Старший пастушонок, лохматый, на ходу чинивший кожаную петлю пращи, кивком указал на едва различимую в потемках фигуру. Гостя пошатывало - то ли устал, то ли был нездоров, то ли успели порвать собаки.
– Вот... привел. Говорит, заплутал.
Чужак - темноволосый, остролицый, с черными, глубоко посаженными, недобрыми глазами - стоял сгорбившись, точно нахохлившись, и придерживал правой рукой левую. Набрякший от дождя бурый плащ был схвачен на плече серебряной пряжкой в виде птичьего крыла, на шее висела на шнурке алая бусина - то ли ягода, то ли капля крови. На любопытные взгляды, впрочем, незнакомец не обижался. Он их как будто не замечал.
– Как тебя зовут?
– спросил Дункан.
– Кромальхад, - ответил чужак.
Помолчал и добавил:
– Сын Бронаг.
– Странное имя.
– Я из Ирландии.
– Далеко залетел.
– Бывает и дальше.
– А куда идешь?
– Никуда... все равно.
"Изгнанник, что ли?
– подумал Энгус.
– Пес его знает, с кем свяжешься...".
– От чего ты бежишь?
– напрямик спросил он.
Повсюду - в горах, в холмах и на побережье - на такой вопрос отвечают честно, и те, на чью добрую волю странник вынужден положиться, обычно бывают милостивы, если нет на чужаке крови родичей и друзей. Гость получит и ночлег, и пищу, и защиту, если нуждается в них. Если же он ни о чем не просит, его пропустят с миром, более не расспрашивая.
И Кромальхад ответил:
– Ни от чего. Не бойся.
Он поморщился, прижимая к груди руку, и Энгус решил, что дальнейшие расспросы подождут.
– Отведите его к Гильдасу кто-нибудь. А ты, Рэналф, сходи к князю.
На том суровость с лица Энгуса как рукой сняло: свой долг он выполнил, а странник был ранен и слаб. Обернувшись к Кромальхаду, старик снисходительно спросил:
– И как тебя угораздило?
Пастушата заговорили разом:
– Это он на старой вырубке... Должно, за Лысым холмом с тропы сошел, она там - надвое. Одна к жилью, а другая туда. Чуть не убился...
Кромальхад ушел вместе с Дунканом, а Энгус стал расспрашивать мальчишек. Они наткнулись на чужака в сумерках, услышав, как кто-то кричит из ложбины в холмах. Пастушата не рискнули лезть в туман и мокреть, побоялись духов - велели выходить на голос, и путник кое-как выбрался на тропу. Оказалось, что он сбился с дороги еще засветло, забрел на старую заболоченную вырубку, долго путался там, попробовал забраться на осыпь, попал ногой в затянутую мхом водомоину и с размаху грянулся о пень плечом. Когда смерклось, заметил на дальнем утесе огоньки селения, а потом услышал в холмах голоса и собачий лай и стал звать на помощь. Пастушеские косматые псы приняли путника неласково - злобно захрипели и принялись обходить с двух сторон, точно волка, так что пришлось отгонять их камнями. Пастухи разрешили чужаку идти следом за ними до жилья, только не подходить слишком близко, чтоб собаки не искусали.
Кромальхад оказался неразговорчив - шагая рядом с Дунканом, на все вопросы он отвечал коротко и как будто сердито. Дункану хотелось разузнать побольше про Ирландию, откуда захаживали порой веселые рыжеволосые, зеленоглазые молодцы - из Ирландии родом был его дед - и поэтому любопытствовал он немилосердно. Но Кромальхад помалкивал, и Дункан неохотно успокоился, решив про себя, что, верно, этот угрюмый гость и вовсе не ирландец, а так себе, бродяга без роду без племени, каких немало болтается по дорогам в неурожайный год.
Он постучал в дверь небольшой каменной хижинки. Возле нее на деревянной раме, на какой обычно сушат звериные шкуры и вялят рыбу, висели длинные связки трав. Кромальхад отстал на шаг, растер листок между пальцами, понюхал... и травы здесь пахли иначе, и ночь звучала по-другому.
– Гильдас, спишь? Помощь нужна.
В доме стукнули кремнем, зажигая светильник.
– Кто такой Гильдас?
– негромко спросил Кромальхад, едва ли не впервые нарушив молчание.
Вместо Дункана ему ответил человек, вставший на пороге с масляной плошкой в руках.
– Лекарь.
Пятно света от плошки дрожало, не разглядеть даже, стар или молод. В хижине было небогато - очаг посередине, скамья, лежанка в углу, ларь для зерна, незатейливые полки из каменных плиток. Войдя, Кромальхад опустился на скамью, левой рукой потянулся к застежке плаща. Его одежда, в темноте казавшаяся черной, на свету оказалась бурой, цвета палой осенней листвы, и вся сидела как-то неладно, точно не на него была шита. Больше всего гость, съежившийся от боли и от холода, походил на сверток тряпья или на взъерошенную мокрую птицу. От прикосновения Гильдаса он вздрогнул, посторонился и с какой-то неожиданной злобой произнес:
– Я сам.
Гильдас кивнул и встал, сложив руки на груди: сам так сам. Кромальхад завозился с застежкой и тут же охнул и перегнулся чуть ли не вдвое, баюкая больное плечо. Гильдас подступил еще раз - помог снять плащ и выпростать руку из рукава, умелыми жесткими пальцами принялся ощупывать выбитый сустав. Кромальхад больше не сопротивлялся: он сидел не двигаясь и даже почти не морщился.
Вправив кость и наложив повязку, Гильдас раздул угли в очаге, поставил котелок на огонь, развел в воде мед, добавил пряных трав. При свете камелька стало видно, что лекарь еще не стар, ровесник гостю, и крепок, как воин, хотя и невысок ростом. Кромальхад по-прежнему сидел неподвижно, сдвинув плечи, словно никак не мог согреться. Смотрел куда-то в одну точку, склонив голову набок. Гильдас сначала не понял, куда... Стена как стена, ничего на ней особенного.
– Рябина-то засохла, - наконец произнес Кромальхад.
– Что? А...
Гильдас вытянул руку, пошарил на полке над входом... и под пальцами что-то зашуршало, закрошилось. Он вытащил веточку рябины - совсем сухую, ржавого цвета, с листьями, свернувшимися от старости в трубочку. Как Кромальхад ее углядел? Заметить ее на полке невозможно было не только сидя, но и стоя...
– Ну, вы скоро там?
– спросил Дункан.
– Я сведу его к князю. Князь захочет знать, кто ночует в Скаре сегодня.