Взыскующие неба
Шрифт:
– Пусть сначала выпьет меду. И ты, Дункан, выпей, а то, наверное, продрог в дозоре.
Дункан осклабился и заметно подобрел.
– Есть такое дело...
Кромальхад разомкнул посеревшие губы.
– Мне нечего предложить в уплату.
Дункан и Гильдас переглянулись - хриплый и отрывистый голос гостя всякий раз звучал неожиданно и не к месту, так что они невольно пугались.
– А мне ничего и не нужно, - ответил Гильдас.
Кромальхад помолчал.
– Чего захочет ваш князь, если позволит мне остаться здесь?
Дункан решительно встал.
– А об этом ты спросишь у него сам.
–
– поинтересовался князь Макбрейн.
Кромальхад ответил не сразу. В общем зале, где пахло дымом, шкурами и жареным мясом, где пировали и горланили, сидя на скамьях вокруг деревянных столов, дружинники Скары, он стоял под тяжелым и пристальным взглядом старого князя - кряжистого, изжелта-смуглого, полуседого - и не спеша размышлял. Всё, что было вокруг, Кромальхад рассмотрел, по своему странному обыкновению, повернувшись боком, сначала одним глазом, потом другим. Князь, казалось, оценил, что гость был не пуглив и не торопился с ответом...
– Не знаю, - честно ответил Кромальхад.
– Я был охотником и был воином, но сейчас я болен и слаб. Я никогда не был рабом и слугой, и, надеюсь, ты не поручишь мне дела, которое меня унизит.
Князь испытующе взглянул на него. "Уж не сын ли это одного из ирландских королей?".
– Сочтешь ли ты унизительным для себя, если я велю тебе зарабатывать свой ужин, ухаживая за тем, кто стар и немощен?
И вновь Кромальхад ненадолго задумался.
Наконец он сказал:
– Нет. Не сочту.
Он стоял прямо, не кланяясь, и князь не выдержал.
– Ты рожден на троне?
– Нет. Но не рожден и на соломе.
– Ты слишком смело держишься для того, чей отец не носит корону, - сухо заметил князь.
– В чужом доме принято кланяться хозяину и благодарить за гостеприимство.
Только тогда Кромахи с улыбкой склонил голову.
– Не сочти меня невежей, князь. Я не знаю ваших обычаев.
– Обычаи в Ирландии так разнятся с нашими?
Гость поклонился вновь.
"Да кто же он такой?".
– Если ты свободнорожденный и никогда не был рабом или слугой, я буду рад видеть тебя здесь, Кромальхад, сын Бронаг, - сказал князь.
– А когда ты придешь в силу и сможешь владеть оружием, у тебя будет возможность доказать, достоин ли ты по заслугам места за ближним столом.
Кромальхад, сын Бронаг поклонился в третий раз.
Глава III
Его поселили в хижине у стариков Грейга и Айли. Те, одинокие и хворые, обрадовались постояльцу, хотя и поворчали для порядка: куда это годится, брать в дом чужака не гостем, а нахлебником. Еще не угодишь, посмеется он и над бедной лачужкой, которую строил Грейг еще в молодых годах, и над простыми пресными лепешками, которые Айли стряпала всю жизнь, сперва отцу и братьям, а потом мужу. Кромальхад, впрочем, не думал смеяться и держался учтиво; он, казалось, был рад и лепешкам, и кореньям, и обрезкам мяса, которые по вечерам приносил из княжеского дома какой-нибудь мальчишка. Пока еще чужак не доказал, что достоин места за общим столом, его кормили остатками, из милости, как кормят странников, больных и безродных. Правда, хватало и остатков - Скара не голодала.
У самой Айли теперь доставало сил только на лепешки - старуха почти не вставала. Когда старики совсем ослабели, одну-единственную козу и трех кур пришлось отдать соседке, зато уж та не оставляла Грейга и Айли без попечения - приносила то свежее яичко, то чулки из козьего пуха. Пуще всего старуха, не привыкшая сидеть без дела, горевала по самой смышленой хохлатке, но, поплакав, махнула рукой: "Зато в доме чище будет, да и хлопот меньше, а то больно копотно с ними". Поутру, охая и едва переступая больными, иссохшими ногами, Айли подымалась с постели, нарочно устроенной подле самого очага, чтобы не ходить далеко, толкла в ступе зерно, месила тесто, пекла лепешки на горячем камне и снова ложилась... Кромальхад как-то предложил помочь, но хозяйка замахала на него руками: "Нельзя, нельзя!".
– Гейс, - коротко сказал слепой Грейг, сидевший у камелька.
Кромальхад понял: в этом доме хлеб пекла одна только хозяйка. Кто знает, что случится, если за ступку возьмутся чужие руки?
– Что будет, когда твоя жена умрет?
– спросил он.
– Я тоже умру, - спокойно ответил Грейг.
– Наверное, ты радуешься, что твоя смерть не за горами. Что за удовольствие жить слепым и слабым?
– Когда-то я был силен и крепок, - сказал Грейг.
– Я пережила четверых детей, семерых внуков и любимую правнучку, - сказала Айли.
– Рада ли я, что скоро умру? Рада. Одни говорят - на небе, другие - внизу, под землей, но я свижусь с ними.
– И ты не хотела бы жить вечно?
Айли усмехнулась.
– Посмотри вокруг. Что в мире бессмертно? Даже камни меняют облик. Ты бы хотел быть камнем?
– Да, - сказал Кромальхад.
– Подожди - будешь, когда накроют могильной плитой. А я бы не хотела. Камень терпит снег и ветер, не в силах стронуться с места.
– Если ты с радостью ждешь смерти, я могу сделать тебе такой подарок.
– Ты убийца?
– Нет.
– Тогда сядь и не предлагай мне то, что ты дарить не вправе. Я подожду, ничего. Осталось не так уж долго. Старики знают, когда придет их срок.
Дел у Кромальхада было немного - поутру он топил очаг и приносил ведерко воды для Айли, латал ограду, если из нее от старости вываливались камни, а потом садился с Грейгом за работу. Грейг резал из дерева незатейливую посуду - миски, плошки - точнее, указывал Кромальхаду, как разметить и обстругать чурбачок, и брался за дело сам, доводил вещицу до ума - шлифовал куском пемзы и достругивал маленьким ножичком, который держал не за рукоятку, а за лезвие. Несмотря на слепоту, орудовал им Грейг умело и ловко, хотя и неспешно. Нехитрую науку Кромальхад освоил быстро. Заготовки у него выходили грубоватые, особенно поначалу, но вполне сносные.
Он много думал в это время. О том, что ему нужно многому научиться, если он надеется вновь вернуть милость Нуаду. Старейший был умен! он знал, как наказать его - не только запереть в человеческом теле, но и лишить сил, сделать слабее тех, на кого Кромахи всегда смотрел как на пыль под ногами. Нуаду вынудил Крылатого принимать от людей помощь и хлеб, да еще как принимать... если бы не выручили его пастухи на вырубке, может быть, он погиб бы там. Если бы лекарь Гильдас не вправил ему плечо, он остался бы калекой, кособоким, жалким и вынужденным кормиться из милости. Как смеялся бы над ним тогда Ураган! И без того Кромахи, вынужденный соразмерять каждый шаг, укрощать свои желания и гнев, помнить о том, что за спиной у него больше нет крыльев, сделался беспомощнее смертных.