Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Хейли Гай

Вместо восхитительных моментов пробуждения, которые он хотел вспомнить, перед мысленным взором, словно слабое эхо, пронеслась вереница серых монотонных эпизодов. Сцена была разгромлена и заляпана кровью, на стенах остались зловонные пятна и ошметки гниющих внутренностей, вырванных из человеческих тел. Птицы, сидевшие в позолоченных клетках и услаждавшие слух пением, исчезли, золотые огни рампы погасли, а тел, которые он ожидал найти, нигде не было видно.

Кто их забрал, и с какой целью?

Наиболее вероятные ответы — для развлечения, для рассечения, в качестве трофеев — его не устраивали. Люций не обнаружил следов волочения,

только кровавые отпечатки на тех местах, где падали мертвые, как будто их сущность кем-то была высосана прямо здесь, кем-то, кто черпал силы в смерти.

Люций двинулся дальше по гулкому залу опустевшего театра, и ноги сами собой вывели его в центр партера. Над ним нависло Гнездо Феникса. Он непроизвольно поднял голову в предчувствии опасности, от которого напряглась кожа на затылке. Казалось, будто за ним следит чей-то злобный взгляд, хотя все органы чувств подтверждали его одиночество.

Его взгляд привлекло единственное пятно света во всем театре, и Люций ничуть не удивился, обнаружив, что портрет лорда Фулгрима уже не был тем гениальным произведением искусства, каким он помнил его до перерождения легиона. Точно так же, как и в его сновидении, картина поражала своей безжизненностью. Неискушенному взгляду смертных портрет мог бы показаться отличным, но воин Детей Императора видел в нем лишь жалкую поделку.

По крайней мере, Люций так считал, пока не встретился взглядом с изображением Фулгрима.

Он словно заглянул в бездну. Люций увидел в этом взгляде такую мучительную тоску, такой бездонный колодец боли, что у него перехватило дыхание. В немом восхищении перед столь исключительным страданием он даже приоткрыл рот. Какое же существо способно погрузиться на подобную глубину отчаяния? Это не под силу ни смертным, ни Астартес.

Такой ужас может испытывать только одна личность.

Глаза на портрете в одно мгновение подсказали ему, кто заключен в тюрьме золоченой рамы.

— Фулгрим! — выдохнул он. — Мой лорд…

Глаза молили его, и от сознания тайны, теперь принадлежащей ему, тело Люция содрогнулось в экстазе. Пытаясь постичь глубину падения Детей Императора, он испытал приступ головокружения, а сердце в груди яростно забилось.

Волнение настолько охватило Люция, что он бессознательно побрел к выходу из театра. Грандиозность открытия наполняла его мозг вспышкой сверхновой звезды, а руки дрожали, словно вены пронзил мощный электрический разряд.

Он шатался словно пьяный, выходя из дверей театра, а затем, окончательно утратив контроль над своим телом, рухнул на колени. Люций долго моргал, стараясь избавиться от избыточного света и красок, и тогда мир вокруг стал более реальным, более прочным и вибрирующим новыми перспективами.

Он единственный во всей Галактике знал то, что не было известно больше ни одному существу.

Но даже Люций понимал, что в одиночку ему не справиться.

Как ни горько было это признавать, ему требовалась помощь.

— Тайный союз, — прошептал он. — Я созову Братство Феникса.

9

Они собрались в верхней части «Гордости Императора», на обзорной палубе, откуда перед осмеливавшимися странствовать в этих невообразимых далях смертными открывался грандиозный звездный пейзаж. После Исстваана Братство Феникса еще не собиралось, поскольку его члены были больше заняты удовлетворением личных желаний, чем делами остальных.

Но

это не означало, что обзорная палуба все это время пустовала. Те воины, что поглощали галлюциногенные коктейли апотекария Фабия, искали озарения в бесконечных просторах, а многие удовлетворяли здесь свои недавно пробудившиеся жестокие инстинкты в забавах с плотью и оружием. Повсюду виднелись растерзанные тела и груды битого стекла, а из-под беспорядочно сваленных в кучу одежды и кожаных ремней порой доносились стоны.

Прежде это было место спокойного уединения, где воины в своем стремлении к совершенству могли медитировать без помех, теперь же помещение превратилось в арену разврата, беспредельных ужасов и потворства любым страстям, не сдерживаемым никакими нормами морали. Никто больше не приходил сюда с желанием стать лучше, и от дискуссий о грандиозных идеях осталось только слабое эхо. Мало кто вспоминал о былых спорах, а большинство относилось к ним с пренебрежением. Если и было на борту «Гордости Императора» место, наиболее ярко воплощавшее полное перерождение Детей Императора, так это обзорная палуба.

Приглашение Люция заинтриговало многих, и они приходили по двое и по трое, надеясь на новое развлечение, способное пробудить их интерес хоть на некоторое время. То, что приглашение поступило от Люция, никогда не проявлявшего внимания к делам Братства, было уже достаточным поводом на него откликнуться. К тому времени, когда Люций решил, что пора действовать, перед ним стояло двадцать воинов.

Больше, чем он ожидал.

Пришел первый капитан Каэсорон и Марий Вайросеан, и, что более важно, если подозрения Люция верны, пришел апотекарий Фабий. Вслед за ними явились Калим, Даймон и Крисандр, а также Руэн из Двадцать первой роты. Затем пришли Гелитон и Абранкс, и еще кто-то, чьих имен Люций не потрудился запомнить. Собравшиеся смотрели на него с легким изумлением, поскольку в ордене обычно относились к нему с изрядной долей презрения. Люций старался сдерживать свой нрав.

— Зачем ты нас позвал? — спросил Калим. На его унылом лице поблескивали многочисленные кольца и зазубренные крючки. — Это братство для нас теперь ничего не значит.

— Я хочу вам кое-что рассказать, — сказал Люций, глядя на первого капитана Каэсорона.

— Рассказать о чем?! — взревел Вайросеан, не сознавая, насколько громко звучит его голос.

— Фулгрим не тот, за кого себя выдает, — объявил Люций, стараясь сразу же пробудить в них интерес. — Это самозванец.

Крисандр расхохотался, так что кожа на его лице потрескалась. Остальные присоединились к его смеху, но ярость Люция сдерживал тот факт, что Каэсорон и Фабий заинтересованно прищурились.

— Я должен бы убить тебя за такие слова, — заявил Даймон и выхватил из наспинного крепления тяжелый, усыпанный шипами молот.

Одного удара этого чудовищного оружия было достаточно, чтобы сокрушить любого, кому не повезло оказаться в пределах его досягаемости.

Руэн обошел Люция сзади, и из-за спины послышался шорох обнажаемого кинжала убийцы. Он даже облизнул губы, ощутив привкус яда на его лезвии.

— Я знаю, что это звучит невероятно, — произнес Люций.

Теперь его жизнь висела на волоске. Одно дело — справиться с горсткой солдат Гвардии Феникса, но сразиться с двумя десятками капитанов легиона — это совсем другое. При мысли о таком сражении он усмехнулся, хотя и понимал, что шансов остаться в живых у него нет.