Welcome to Трансильвания
Шрифт:
Плавучим — в том числе.
Надо сказать, предложение переместиться на борт яхты поначалу прозвучало довольно неуверенно. Ахмад Камаль вовсе не был уверен в том, что лорд Джулиан примет его, и ожидал отказа.
Возможно — весьма резкого.
Крутой нрав Энтони Джулиана был хорошо известен по обе стороны Атлантики.
Причем довольно широкому кругу лиц.
Тони, однако, согласился неожиданно легко:
— Неплохая идея, старина. Я, знаете ли, начинаю несколько тяготиться местным сервисом.
— В
Оба находились в небе, на борту легкого вертолета, когда пришло сообщение Стивена Мура.
— Поздравляю, господин Камаль. Ваш человек жив и здоров.
— Я ваш должник, лорд Джулиан. Если бы не ваши люди…
— Не люблю сослагательного наклонения. Но, полагаю, вы не будете возражать, если оба — ваш человек и мой друг, возглавлявший сегодняшнюю экспедицию, — составят нам компанию?
— Только что собирался предложить то же самое.
Так составилась эта компания.
Теперь Костас отрешенно пил водку, будто бы не чувствуя обжигающего вкуса и не хмелея.
Он все еще производил впечатление человека крайне удивленного и даже обескураженного.
На фоне этих чувств вроде бы притупилась даже радость освобождения, равносильного, по сути, спасению от неминуемой гибели в подземном плену.
И горячая признательность Стивену Муру, похоже, несколько поостыла или по крайней мере отступила на второй план.
Все заслонило изумление.
Так по крайней мере казалось окружающим.
Никто, однако ж, не мог знать наверняка, было состояние подлинным или Костас Катакаподис умело его имитировал.
— Никогда не понимал, отчего это русские монополизировали право на умение пить как-то иначе, чем все прочие? — Несмотря на некоторую отрешенность, реплику Стивена Мура он парировал достаточно живо.
— Вряд ли они задумываются над этим. Просто пили и пьют.
— Пьянство — порок транснациональный.
— Я и не собирался рассуждать о пороке. Манера — вот о чем речь.
— Манеры, мистер Мур, — вопрос воспитания, а Костас воспитан на море, а вернее — на флоте.
— Вот как? Мне казалось — он врач.
— Врач, это верно. Но вырос действительно на палубе — ходил юнгой, потом матросом. Потом медицинский колледж — и снова в море. Судовым врачом. Почти десять лет. Последние два — на судах господина Камаля.
— Неплохая карьера…
— Я так и думал, Стив. До сегодняшнего вечера. Оказалось, могу быть востребован в ином качестве…
— Вы, кажется, всерьез обиделись, Костас?
— Как вам сказать, господин аль Камаль? Вы — босс, Я, таким образом, — всего лишь наемный работник. Обижаться потому вроде как не с руки. С другой стороны, если откровенно, — полагал,
— Что это, Костас? Самоуничижение не ваш стиль. К тому же одна тема вовсе не исключает другую. Задача док-гора Эрахарда, а стало быть, и ваша заключалась прежде scero в поисках останков Дракулы, этого, как выясняется, достойного правителя. Вторая задача была как бы подспудной. Параллельной, если хотите.
— И отнюдь не главной?
— Я этого не говорил.
— Вот и я о том же, господин аль Камаль.
— Рискну прервать вас, джентльмены…
— Разумеется, лорд Джулиан. Наши отношения мы выясним позже.
— Благодарю. Что ж, если господин Катакаподис не возражает, вернемся к вопросу, который в равной, полагаю, степени интересует всех присутствующих.
— Никаких возражений, ваша светлость. К тому же я польщен: вы едва ли не первый — за исключением, разумеется, земляков-греков, — кто с первого раза запомнил и правильно произнес мою фамилию.
— Угодили пальцем в небо, старина. В моих жилах одна восьмая греческой крови.
— Вдвойне польщен.
— Оставим реверансы. Итак, вторая — как определяет господин аль Камаль — тема, возможно, и была подспудной, однако именно она вносит существенные коррективы в наши поиски. Поиски преступника. Или преступников. Ибо теперь по крайней мере очевиден мотив.
— Очевиден? Боюсь, не для меня, милорд.
— По-моему, это просто, Костас. Он или они уничтожали всех и каждого, кто так или иначе приближался… хм… ко второй теме. Иными словами — к развалинам этого проклятого замка.
— Согласен — применительно к нашей несчастной экспедиции, двоим местным жителям, погибшим — теперь это очевидно — по чистой случайности. Но доктор Брасов? Сидел себе тихо в Сигишоаре, корпел в архивной пыли. Я уж не говорю о «молдавском» следе — разорванный младенец…
— Насколько я помню, мальчик был несколько старше.
— Образно, Стивен, я говорю образно. Погибший мальчик и журналист, воспевавший, как выяснилось, все эти художества, полагаю, даже не пересекали румынской границы. Мальчик-то уж точно. И наконец, ваш друг, милорд, незабвенный герцог Текский.
— Он, к слову, побывал на развалинах. Правда, не провел там и получаса.
— Вот именно, Стив. А погиб и вовсе за тысячи миль от тех мест. Подцепив, как я понял, довольно редкое заболевание. Значит, уместнее будет говорить не о загадочной гибели, но о смерти вполне объяснимой.
— Должен сказать, что вы не слишком последовательны, Костас. Не далее как минуту назад так образно говорили о растерзанном младенце. И одновременно упорно не желаете воспринимать другие образы.
— Простите, Стив?