World of Warcraft: Раскол. Прелюдия Катаклизма
Шрифт:
Отказавшись от розовых лепестков, которые в таких обстоятельствах традиционно использовали в Альянсе, дорогу выложили веточками сосны, которые, когда на них наступали, источали приятный запах. В Дуротаре сосны практически не росли, поэтому Кэрн был уверен, что их привезли издалека. Он глубоко вздохнул и покачал головой, осуждая подобное расточительство.
Сын Грома возглавлял парад. Когда открылись ворота, он вместе со своими ветеранами Песни Войны шел в первых рядах. Кэрн не завидовал его положению – все-таки сам таурен оставался на Калимдоре, когда Гаррош вместе со своими бравыми воинами отправился в Нордскол. Большинство из них были орками, и это была орочья земля. И все же Кэрна задевало то, что большая часть толпы следовала за Гаррошем, приветствуя его радостными криками и практически не обращая внимания на ряды воинов других боевых подразделений. И пусть у них не было своего харизматичного лидера, они сражались так же достойно, а некоторые из них пожертвовали во имя общей цели гораздо больше юных светлых жизней.
Сам Тралл встречал их у крепости Громмаш. Он был облачен в легко узнаваемый черный латный доспех, некогда принадлежавший Оргриму Молоту Рока, в честь которого был назван Оргриммар. В своем громадном зеленом кулаке вождь Орды сжимал сам увесистый Молот Рока. Тралл был запоминающейся личностью. Куда бы он ни пошел, его слава шагала впереди. Бывало, что битва заканчивалась, стоило ему лишь появиться на поле боя в подобном облачении.
Рядом с Траллом стоял слегка сгорбленный, но все еще могучий для своих пятидесяти лет Эйтригг. Эйтригг покинул Орду после Второй Войны, когда его сыновей предали и убили в бою их собственные товарищи-орки. Испытывая отвращение к моральному разложению и порочности, которые он видел в орках, Эйтригг решил, что его служение своему народу завершено. Он вновь присоединился к Орде, когда Тралл взял бразды правления в свои руки и вернул орков к их шаманским корням. Один из самых ценных и доверенных советников Тралла, он только что вернулся из Зул’Драка, где помогал Серебряному Авангарду. В руках он держал нечто, завернутое в ткань.
Тралл не отводил ярко-голубых, редкого цвета для орков глаз от приближавшейся шеренги воинов. Гаррош остановился прямо перед ним. Несколько секунд Тралл смотрел на него, а затем низко склонил голову в знак уважения.
– Гаррош Адский Крик, – произнес вождь своим глубоким, раскатистым голосом, легко заглушавшим шум толпы, – ты – сын Грома Адского Крика, моего дорогого друга и героя Орды. Когда-то ты не понимал, насколько великим орком был твой отец. Теперь ты это знаешь. И после всего, чего ты достиг в Нордсколе, в своем походе, не остается сомнений, что ты – тоже герой Орды. Мы стоим в тени брони и черепа нашего великого врага – самого Маннорота, чья кровь заразила нас порчей и на долгое время затуманила наш разум. Врага, сраженного твоим отцом. Этим поступком Гром освободил свой народ от ужасного проклятия.
Вождь кивнул Эйтриггу, который выступил вперед. Тралл принял укутанный тканью предмет из его рук и развернул скрывающее его полотно. Внутри лежал топор – не простой, а топор с именем, знаменитое оружие. На его изогнутом лезвии виднелись две зазубрины, и когда владелец пускал оружие в ход, топор, как и его хозяин, издавал собственный боевой клич, из-за чего и получил свое имя.
Многие узнали это оружие, и по толпе прокатился ропот.
– Это – Кровавый Вой, – печально произнес Тралл. – Топор твоего отца, Гаррош. Именно этим оружием он сразил Маннорота. И сей немыслимо отважный поступок стоил Грому Адскому Крику жизни.
Коричневое лицо Гарроша просияло от радости и гордости. Он протянул руку, чтобы принять дар, но Тралл не торопился отдавать его.
– Этот топор сразил Маннорота, – повторил орк, – но он также забрал жизнь благородного полубога Кенария, давшего знания первым смертным друидам. Как и любое оружие, его можно использовать во благо или творить им зло. Я поручаю тебе, Гаррош, взять лучшее от своего отца. Используй это оружие мудро и добро во благо своего народа. Для меня честь приветствовать тебя дома. Прими любовь и благодарность тех, кому ты служил потом, кровью, и духом.
Гаррош взял топор и взвесил его в руке. Затем он размахнулся им, словно был рожден для этого – и Кэрн подумал, что, возможно, так оно и было. Топор выл и визжал, разрезая воздух, как и раньше. Ему было суждено вновь разить врагов Орды. Гаррош поднял топор высоко над головой, и снова хор радостных возгласов разнесся по Аллее Мудрости. На секунду Гаррош прикрыл глаза, буквально купаясь в их обожании. Кэрн ни на секунду не сомневался, что Гаррош заслужил такое отношение, но таурен считал, что немного скромности и благодарности за оружие и почести ему бы не помешали.
– Ветераны, этой ночью таверны открыты для вас. Ешьте, пейте, пойте песни о своих славных подвигах. Но помните, что жители Оргриммара – это те, кому вы служили, а не те, с кем вы сражались, – Тралл позволил себе улыбнуться. – А то под властью хмеля можно перестать отличать одних от других.
В толпе послышались добродушные смешки. Этого Кэрн как раз ожидал. Тралл договорился с хозяевами всех таверн и трактиров, что заплатит за помещения, еду и напитки за весь день, однако за своими посетителями трактирщики должны были следить сами. Орда отказалась возмещать ущерб за сломанные столы и стулья, а на таких пирушках они всегда ломались. А еще ломались чьи-то носы, но все это было неотъемлемой частью празднования. Кэрн даже во времена своей тауренской молодости никогда не участвовал в таких кутежах и не одобрял их, но, когда Тралл предложил устроить пир, он не возражал.
Тралл махнул рукой, после чего несколько ящеров и кодо вытащили вперед тележки, накрытые тяжелыми покрывалами. Когда Тралл кивнул, к тележкам подошли орки и на счет «три» сорвали покрывала. Под ними оказалось несколько дюжин бочонков крепкого пива.
– Да начнется пир! – прогремел Тралл под неистовые вопли и аплодисменты.
Парад официально завершился, и ветераны нетерпеливо двинулись к бочонкам, начав, несомненно, долгую ночь, которая закончится, скорее всего, тяжелым похмельным утром. Кэрн зашагал ко входу в крепость Громмаш, остановившись лишь на секунду, чтобы посмотреть на упомянутые Траллом череп и броню.
Броня была накрепко прикована к огромному мертвому дереву, стоявшему у всех на виду. Череп великого властителя демонов, расположенный на верху кроны, побелел под лучами солнца. Длинные клыки из бледной кости и латный доспех были колоссальных размеров, их не мог поднять никто: ни самый могучий орк, ни тролль, ни таурен. Кэрн несколько секунд смотрел на него, думая о Громе, благодаря его дух за ту жертву, что освободила орков.
Издав долгий вздох, Кэрн повернулся и, тяжело ступая, вошел внутрь. Имея на это право, он привел с собой свиту. Среди своих воинов он выбрал нескольких, которым досталась честь оказаться вечером на пиру. Обычно таурена также сопровождал его сын, Бейн, но на этот раз он предпочел остаться дома, в Мулгоре.
«Для меня большая честь, что ты просишь меня присоединиться к тебе на таком торжестве, – написал Бейн, – но еще большая честь – присматривать за нашим народом, чтобы он оставался в безопасности, пока ты, его лидер, наконец не вернешься домой».
Такой ответ порадовал Кэрна, хотя и не удивил. Бейн поступил так же, как сделал бы его отец, окажись он в подобной ситуации. И хотя он бы обрадовался, окажись сын рядом с ним, старому воину было спокойнее знать, что в его отсутствие народ тауренов находился под присмотром.