World Of Warcraft. Traveler: Путешественник
Шрифт:
– «Теперь» – то же, что «раньше». «Хватит» всегда есть «хватит».
– Еще три кожаных щита делать «хватит» теперь.
Потрясенный кентавр поскреб в длинной седой бороде. Точно в ответ, тауренка поскребла свою рыжую бородку и повторила:
– Еще три – делать «хватит» теперь.
Кентавр молча продолжал чесать длинную седую бороду. Наконец он ударил левым кулаком по правой стороне мускулистой груди. В ответ тауренка коснулась широкой груди и широкого лба.
Кентавр развернулся и двинулся прочь. Больше оба не обменялись
Грейдон шагнул вперед и, в свою очередь, поднес руку к сердцу и ко лбу.
– Леди Кровавый Рог! – сказал он.
Могут ли таурены краснеть? Об этом в отцовских уроках не говорилось, но в ответ на улыбку отца огромное создание приняло едва ли не кокетливый вид, и Арам начал думать, что это вполне возможно. Более того – тауренка захихикала, игриво отмахнулась от комплимента отца и сказала:
– Назвать Кровавый Рог леди! Ты, капитан умеешь ворочать тюки!
Грейдон засмеялся фыркающим тауренским смехом.
– Ворочать тюки? Да, умеешь, умеешь ты уязвить!
Фыркнув в ответ, тауренка оперлась ладонями о прилавок и подалась вперед.
– Что ты привез мне, капитан, умеющий ворочать тюки?
– Вяленое мясо от гноллов, – шепнул в ответ Грейдон. – Девятнадцать тюков мяса вепря и двадцать – трески.
Кровавый Рог облизнулась и почесала бородку.
– А что же тебе нужно? – спросила она.
Склонившись вперед, капитан прошептал:
– Пожалуй, того, что мне действительно нужно, у тебя нет.
– Ты так думаешь? – ответила она.
Арам не спускал глаз с отца. Тот подался назад и – непонятно, зачем – взглянул на свой компас. Как всегда на его лице отразилось разочарование. И, как всегда, это выражение тут же исчезло.
– Думаю, нет, – подтвердил он.
– Нет, – согласилась она. – Каков будет твой второй выбор, человек?
– Девятнадцать золотых и двадцать серебряных… – Грейдон ухмыльнулся. – И три кожаных щита!
Широко распахнув глаза, тауренка запрокинула голову и громко захохотала. Однако ее веселье длилось недолго. Вновь подавшись вперед, она шепотом спросила:
– Что будет делать со щитами соленая борода?
– А что будет делать леди с таким множеством вяленого мяса? Неужели съест?
– Продаст! – взревела Кровавый Рог, вновь разразившись хохотом.
– Именно, – с улыбкой сказал Грейдон. – Продаст или обменяет. В том и состоит игра, миледи. Итак, договорились?
– Договорились, – сказала тауренка, коснувшись сердца и лба, чтобы скрепить сделку.
– Договорились, – подытожил Грейдон, сделав то же самое.
Арам отступил в сторонку, чтобы пропустить вперед матросов с грузом. Но Грейдон, не говоря больше ни слова, двинулся дальше, и Макаса пошла рядом с ним. Матросы направились следом, и Араму пришлось пуститься бегом, чтобы не отстать от своих.
Начался легкий дождик. Глянув в небо, Грейдон нахмурился, и скудных познаний Арама в навигации как раз хватило, чтобы понять: отец опасается, что этот дождик может оказаться предвестником надвигающегося шторма.
Наконец вся их процессия остановилась перед высоким шатром, где за невысокими деревянными столами собрались для бесед все местные расы. Выложив на стол по одному тюку мяса вепря и трески, Грейдон вскрыл их и сказал, обращаясь к Араму:
– Располагайся. Некоторое время побудем здесь.
Люди, гоблины, дворфы, кентавры, таурены и свинобразы начали подходить к столу и пробовать угощение. И действительно: то, что для гнолла – просто копченое мясо, оказалось кладом для кентавров, тауренов и свинобразов Живодерни. Некоторых его вкус приводил в искреннее восхищение. «Свинобразы едят вяленое мясо вепря?» Некоторые вправду ели. Но большей частью, как и было предсказано, предпочитали треску.
За угощение никто не платил, но и никто – кроме одного иссиня-серого свинобраза, нацелившегося стащить вторую порцию трески и получившего за это от Макасы тычок гарпуном в ребра – не брал больше одного куска.
Тем временем Арам вынул свой блокнот и карандаш и принялся рисовать угощавшихся – так быстро, как только мог. Выручало то, что вяленое мясо было чертовски нелегко разжевать. Работая челюстями, те, кто подходил за угощением, задерживались у стола и превращались в прекрасную натуру для художника. Так он успел нарисовать трех кентавров, дворфа, двух свинобразов и двух тауренов еще до того, как Макасе пришло в голову рыкнуть:
– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!
– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь, – механически ответил Арам.
Теперь он пытался нарисовать по памяти ту высшую эльфийку, но удовлетворительного результата добиться не смог.
Оставив рисунок незавершенным, он перевернул страницу и принялся рисовать землисто-черного свинобраза, усердно жевавшего вяленую треску. Арам постарался ухватить, как лежит его темная шерсть на груди, как вьются охряные линии на его бивнях, как на плечах бугрятся мощные мускулы, и к тому времени, как свинобраз покончил с угощением и отошел, сумел добиться прекрасного результата. Рисовать то, что находится прямо перед ним, Арамару Торну всегда удавалось куда лучше, чем по памяти.
Когда свинобраз ушел, Арам огляделся вокруг в поисках новой натуры и заметил Старину Кобба, стоявшего под дождем в дюжине ярдов от шатра и беседовавшего с каким-то человеком. Издали Араму было не слышно, о чем они говорили, а собеседник Кобба, стоявший к шатру спиной, был одет в плащ с капюшоном, скрывавший все, кроме его широких плеч да изрядного роста. С некоторым любопытством Арам проследил за тем, как оба обменялись рукопожатиями (на руке собеседника Кобба оказалась кожаная перчатка), и ему показалось, что сразу после этого в пальцах кока что-то блеснуло. Незнакомец скрылся в толпе, а Джонас Кобб направился в шатер и подошел к столу.