X-files. Секретные материалы 20 века. Досье. 2012 №3
Шрифт:
Не так давно Траволта позволил себе внушительный «Боинг 707-138В». Джон называет его просто 707-й, а фото машины носит вместе с фотографиями жены и сына во внутреннем кармане пиджака. Размеры «боинга» в два раза больше по длине и размаху крыла, чем у самолетов, которыми до этого управлял Траволта, а скорость составляет 1009 километров в час. Фланировать на этом красавце — любимое развлечение Джона. Келли часами терпеливо ждет, пока муж закончит тренировочные полеты и вернется домой. Экипаж самолета состоит из четырех человек, это профессионалы высочайшего класса, которым Джон платит немалую зарплату. Правда, как и в детстве, он по-прежнему испытывает отвращение к официальной форме летчиков, поэтому костюмы для его подчиненных создавал
В 1976 году на съемках телесериала «Парень из пластиковой упаковки» Джон Траволта познакомился с Дайаной Хайленд, игравшей мать его героя. Она была старше Джона на 18 лет, но это обстоятельство не помешало актеру влюбиться, а его партнерше ответить взаимностью. Они стали жить вместе. В этом гражданском браке Дайана поочередно выполняла то роль возлюбленной, то роль наставника — она учила Джона светским манерам, речевому этикету, правилам хорошего тона, делилась секретами актерского мастерства. «Праздник, который всегда с тобой» — так Джон и Дайана называли свою совместною жизнь. Они разыгрывали смешные сценки, каждый раз воображая себя в какой-нибудь необычной роли, придумывали поводы, чтобы сделать друг другу подарок. По словам Траволты, особенно полюбился им День ветра, который можно было отмечать несколько раз в месяц в зависимости от метеосводок. В ветреный день они празднично одевались и заказывали столик в тайском ресторанчике на окраине Лос-Анджелеса. Во время одного из таких ужинов Дайана призналась Джону, что больна раком и жить ей осталось считаные недели. Он пытался помочь. Водил Дайану в самые современные и дорогие клиники, но никто из врачей не мог дать ему никаких гарантий.
В этот момент Джона пригласили на съемки в Нью-Йорк. Сперва, он и думать не хотел о работе, но Дайана настояла: «В Лос-Анджелесе, — сказала она, — есть аэродром, а значит, случись что, ты всегда сможешь прилететь ко мне на самолете». Только спустя несколько лет Джон поймет: Дайане не хотелось, чтобы любимый человек видел ее страдания и страдал вместе с ней. Он каждый день звонил ей из Нью- Йорка. Она отвечала, что чувствует себя лучше и ее состояние стабильно. В феврале 1977-го Дайану срочно положили в больницу. Траволта узнал об этом во время съемок. Он немедленно вылетел домой, даже не позаботившись получить разрешение на отъезд у режиссера или продюсера.
Джон был рядом с Дайаной все ее последние дни, разговаривал, шутил, рассказывал истории, устраивал мини-спектакли. Он даже пытался убедить врачей, что Дайана больна не смертельно. Но однажды утром она больше не проснулась. Актер страшно переживал. Он дал клятву никогда больше не жениться. В поисках выхода из кризиса Траволта стал активным прихожанином церкви сайентологов — тоталитарной секты, по мнению православных священников, — и остается им по сей день. «Я прошел первый курс, и это изменило мою судьбу, — говорит Траволта, — Я стал больше верить в себя, лучше держать удары жизни. С тех пор я регулярно посещаю курсы и получаю религиозную консультацию».
Через десять лет после смерти Дайаны Джон встретил на кинопробах фильма «Эксперты» актрису Келли Престон. Она была замужем за Кевином Кейджем, но брак оказался неудачным, и они разводились. Джон решил, что это шанс, и взял быка за рога. Его решительность еще больше окрепла, когда он узнал о таких же намерениях Джорджа Клуни и Чарли Шина. Неожиданно для своих конкурентов Траволта увез Келли праздновать Рождество в Швейцарию. Там он сделал ей предложение и подарил кольцо с желтым бриллиантом в 7,5 карата. Келли дала согласие, и 1 января 1991 года они обручились. Свадьбу пришлось справлять дважды. В первый раз, 5 сентября 1991 года, в Париже их обвенчал священник церкви сайентологов. Однако этот брак был признан недействительным в США, и молодым пришлось повторить процедуру 12 сентября 1991 года во Флориде.
ВОЛШЕБНЫЙ ЗАМОК ЛЮБВИ
14 февраля все влюбленные отметили День святого Валентина.
Не ударными темпами, как Вавилонскую башню, а медленно, почти неощутимо для себя, тысячелетие за тысячелетием человечество воздвигало самое великое, величественное и великолепное из всех своих творений — замок любви, замок воистину волшебный, ибо каждый видит его по-своему и находит в нем свое…
Пожалуй, ни в одном языке мира слово «любовь» не является столь универсальным и емким, как у нас. С его помощью мы с одинаковым успехом определяем свое отношение к женщине и пище, Богу и цвету обоев, собственным детям и профессии, а также к соседскому псу И в то же время, ежедневно пользуясь словом, мы не то стыдливо, не то испуганно избегаем всяких попыток разобраться, что же собственно оно означает. И вот любопытное тому подтверждение.
В XIX веке эрудированный Владимир Иванович Даль, превосходно умевший найти всему точное и ясное объяснение, определяя понятие «любовь», ограничился беспомощным: «состоянье любящего… сердечная привязанность, склонность… расположенье к чему- либо». А в начале шестидесятых годов прошлого столетия при подготовке к печати XXV тома Большой советской энциклопедии, который начинался словом «лесничий» и заканчивался словом «магнит», произошел курьезный случай. Об этом рассказывал интереснейший ученый и писатель Игорь Забелин. Кто-то из сотрудников заметил, что в словнике пропущена статья «любовь». Срочно предпринятое изучение зарубежных энциклопедий показало, что там статья на эту тему присутствует непременно — следовательно, необходимо немедленно восполнить досадный пробел. И восполнили: маститый психолог в рекордный срок написал превосходное мини-эссе, столь изящное и захватывающее, что оно тут же пошло по рукам, и вскоре своя копия имелась едва ли не у каждого сотрудника издательства, а также у их знакомых и знакомых их знакомых. Зато путь по начальственным кабинетам оказался весьма тернист. И на каком-то этапе вопрос сформулировали со спартанской прямотой: «А типична ли любовь для советского человека?» Каков был ответ, без труда узнает всякий взявший в руки XXV том БСЭ — о любви там ни слова, ее «зарезали».
Правда, четверть века спустя в солидных изданиях вроде «Философской энциклопедии» или «Краткого психологического словаря» соответствующие статьи все-таки появились. Но… Признайтесь, многое ли вы сможете почерпнуть из такого, скажем, объяснения: «…интенсивное, напряженное и относительно устойчивое чувство субъекта, физиологически обусловленное сексуальными потребностями и выражающееся в социально формируемом стремлении быть своими личностно значимыми чертами с максимальной полнотой представленным в жизнедеятельности другого таким образом, чтобы пробуждать у него потребность в ответном чувстве той же интенсивности, напряженности и устойчивости». Или: «Чувство любви имеет глубокий интимный характер и сопровождается ситуативно возникающими и изменяющимися эмоциями…» на этом фоне даже формулировка, предложенная некогда в «Возвращении» братьями Стругацкими («Любовь есть специфическое свойство высокоорганизованной материи»), представляется не столько шуточной, сколько гениальной: ровным счетом ничего не объясняя, она описывает явление с предельной краткостью и исчерпывающей полнотой.
Впрочем, несостоятельность любых определений и толкований не так уж и удивительна. К примеру: статистика утверждает, что свыше 70 % всей мировой художественной литературы так или иначе посвящено любви. Однако даже эти воистину титанические коллективные многовековые усилия не смогли описать любовь от альфы до омеги и темы отнюдь не исчерпали. Рискну предположить даже, что этого не случится никогда — слишком необъятен, неуловим и непостижим сам объект, в этом смысле сопоставимый со Вселенной или с Богом. Не зря писал немецкий поэт Гельдерлин: «Любовь наш Бог, мир движется любовью…»
И именно по этой причине давайте предельно сузим тему сегодняшнего разговора, ограничив ее лишь самым беглым знакомством всего-навсего с двумя-тремя камнями из фундамента волшебного замка. Правда, камнями краеугольными.
Известно, что само понятие индивидуальной любви исторически очень молодо. Оно явилось в мир (по крайней мере, наш, европейский) достаточно поздно, в начале XIV века — событие это связывают с зарождением гуманизма и даже называют иногда «революцией Петрарки». С этой точки зрения один из подлинных шедевров мировой литературы, Соломонова «Песнь песней», является гимном не любви, а лишь одной из ее составляющих — «страсти нежной». Однако здесь необходимо четко понимать: во времена Петрарки появилось не само чувство, а лишь осознание человеком его самостоятельного существования и значения. Подобным образом семь цветов радуги, с детства знакомое «каждый охотник желает знать, где сидит фазан», были подарены миру хрустальной призмой сэра Исаака Ньютона, пращуры же наши обходились, как правило, лишь тремя- четырьмя цветами. Шесть столетий мы взращиваем культуру любви подобно тому, как голландцы возвели в ранг высокого искусства разведение тюльпанов. Но кто же дерзнет предположить, что до этого времени дикие тюльпаны не произрастали изобильно на азиатских взгорьях? Следовательно, мы имеем полное право считать, что родилась любовь вместе с самим человеком.