XX век. Исповеди
Шрифт:
– Странно… Насколько мне известно, вулканов на Волге нет…
– Но буровые были! И мы, мальчишки, смотрели, как рождаются скважины. Было очень интересно узнать, что там, в глубине… Но все-таки в моей судьбе решающую роль сыграла учительница. Она приехала из Томска, преподавала у нас географию. Она заметила, что трое из нас — я, мой приятель и одна девушка — мечтают стать горняками, а потому сразу же сказала: "Хотите получить хорошее образование, поезжайте в Томск!" Мне повезло, что я поверил своей учительнице. Школу я закончил с медалью, и хотя опоздал к началу экзаменов, все-таки поступил. Правда, был принят условно - без стипендии, без общежития. Тогда конкурс был страшный… Я спросил у декана: "А как же мне жить?" Его ответ запомнил навсегда: "А разве вам старшекурсники лопаты не передали для разгрузки угля!" Те лопаты, действительно, были отличные: удобные, ручки от студенческих рук отшлифованы…
– Не оставили на память?
– Нет, передал через год новым первокурсникам, а мозоли на ладонях еще много лет не сходили. Правда, потом новые появились, но это уже на практиках, в экспедициях. После 59-го года поработал в разных местах, стал уже старшим геологом на золотом руднике в Мариинской тайге. Туда и получил направление, хотя дипломная практика была не "золотая" - я был на трассе Абакан-Тайшет. Там вели съемку, открыли одно месторождение, потом два года его осваивали… Но вскоре мне опять повезло: меня отозвали в Свердловск, где расширялся Уральский филиал Академии наук СССР, и нас, молодых специалистов с производства - всего сорок человек, собрали для "усиления" науки Урала. Нам дали право выбора, и я осуществил свою детскую мечту - начал заниматься палеовулканизмом.
– Действительно, везение!
– Это и сейчас не всем понятно, а тогда тем более - рождалось новое направление в науке, и совсем неясно было, куда оно приведет нас. Впрочем, мы сразу же отправились на конференцию в Ереван, где наш шеф сделал доклад об остатках "вулканических построек" на Урале. Никто, конечно же, не поверил этим данным…
– Какие вулканы на "седом Урале"?!
– Именно так и воспринималось все, хотя в литературе лавовые потоки описывались задолго до наших начинаний. Так что можно сказать, что шло новое открытие хорошо забытого старого. Наша группа постепенно росла, началось создание лаборатории. Все шло в больших трудностях, так как речь шла о нечто непонятном и "никчемном". Однако мы упорно шли вперед, так как знали: только в борьбе рождает все новое и нужное. Если все благополучно, то чаще всего успех так и не приходит.
– Какое же тут везение?
– Борьба шла за существование, а везение в том, что я попал в жесткие руки Геннадия Фомича Червяковского, который был чрезвычайно организованным человеком, бесконечно преданный науке. Вокруг него была молодежь - нас было шестеро, и он приучил нас работать. Прежде всего он начал знакомить с Уральским регионом - мы много ездили. Каждому был выделен объект, мне достался хребет Ерендык в Башкирии… Это был первый мой шаг в палеонтологии. Я сделал кандидатскую диссертацию очень быстро, и для этого не потребовалась аспирантура.
– А самое яркое воспоминание тех лет ?
– Нам дали возможность построить дом своими руками. Я снимал крошечную комнату на окраине Свердловска. Однажды приехала мама и говорит, мол, ты закончил университет, ученый какой-то - разве так можно жить! Приезжай, говорит, в родной Чапаевск: там будешь первым парнем, и все у тебя будет… И вдруг - молодежный дом, и мы, комсомольцы, начали его возводить. Там были геологи, геофизики, металлурги. Всего сорок квартир, два подъезда. Нам дали деньги, но фондов не было… Вот и приходилось все "выбивать". Это была долгая эпопея, но молодость все-таки победила: дом был построен, и мы начали в нем жить нормально. Тут я впервые встретился с Мстиславом Всеволодовичем Келдышем.
– Он вам помогал строить этот дом?
– Конечно! Я приехал в Москву, попал на прием к президенту Академии наук, он внимательно выслушал наши беды и распорядился, чтобы начальство Академстроя выдало "парню с Урала наряд на кран". В Урюпинске этот кран мы добыли, привезли его в Свердловск… И тут этот кран у нас отняли - его забрали на строительство нового Института. Мы попытались "отбить" кран через райком партии, но там нас обвинили во всех смертных грехах, мол. о себе думаем, а не о деле. Дело дошло до секретаря обкома Кириленко. Ему рассказали, что комсомольцы чуть не побили в кабинете секретаря райкома из-за крана. А он в ответ: "Зачем нам такой секретарь, если его молодежь бить собирается!" Все сразу же резко изменилось: мы чуть ли не в героях ходим, претензий к нам нет, но и кран не возвращают… Пришлось дом достраивать без него. Я получил двухкомнатную квартиру - дочке Лене третий год пошел, и началась совсем другая жизнь.
– Гладко все пошло?
– Отнюдь! Выхожу на защиту кандидатской диссертаций, а мне первый вопрос: сколько лет? Отвечаю - 24. "А не рано ли, молодой человек, вам быть кандидатом?
– спрашивает один из членов ученого совета.
– Я , к примеру, защищал кандидатскую в шестьдесят четыре…" И тут черт меня за язык дернул, говорю: "Я не хотел бы брать с собой кандидатскую туда, в потусторонний мир…" Мне в ответ: " А вы , братец, нахал!" На этом моя предзащита и закончилась.
– Надолго пришлось отложить кандидатскую?
– Не очень, так как вскоре я был назначен ученым секретарем института, а это должность ключевая… И бывшие мои недоброжелатели уже сами предлагали мне побыстрее выходить на защиту.
– Мы забыли о везении. Где же оно?
– Во главе Уральского отделения становится академик Вонсовский. Моя жизнь сразу же делает неожиданный поворот. Он предлагает мне поехать в Ильменский заповедник. Конечно, он очень знаменит своими минералогическими коллекциями, традициями. Там много поколений ученых работало. Однако там много было разных конфликтов, и как ученый секретарь я часто туда ездил, глушил конфликты, успокаивал людей. Склоки из заповедника даже до Москвы докатились… Вице-президент Академии наук СССР Александр Павлович Виноградов сгоряча - ему надоели жалобы - подписал распоряжение о передаче Ильменского заповедника в Главохоту. Это была трагедия для Уральского отделения, и Вонсовский восстал: ему в конце концов удается отстоять заповедник. Он попросил меня поехать лет на пять, построить там институт и музей, а затем вернуться в Свердловск в свою любимую лабораторию палеовулканизма.
– В то время это была глухомань?
– Конечно. Позже к Миассу пришла слава, а тогда для ученого — ссылка. По крайней мере, именно так воспринимали это назначение мои друзья и я. В общем, я сопротивлялся всеми силами. Но однажды позвал меня Вонсовский, как-то дружески сказал: поезжай, это будет твоим поворотным моментом в жизни, и никогда об этом решении ты не пожалеешь… Я понял, что отказывать ему не имею права… Это было в начале января. Жена сказала, что в мае после окончания учебы в школе они с дочкой приедут в Миасс, а пока я должен отправиться туда один. 8 января 1970 года меня привезли представлять коллективу заповедника…
ИЗ ЗАПИСОК АКАДЕМИКА А.Е. ФЕРСМАНА: "Кто из исследователей-минералогов и любителей природы не слыхал об Ильменских горах! О них говорит любой учебник минералогии, перечисляя ряд редчайших минералов или отмечая красоту нежно-голубого амазонского камня. Кто из минералогов не мечтает посетить этот "минералогический рай", единственный на земле но богатству, разнообразию и своеобразию своих ископаемых!..
У самого подножия Ильменской горы, на берегу Ильменского озера, приютилась небольшая станция Миасс, выстроенная из красивого сероватого камня, напоминающего по внешнему виду гранит, но в действительности являющегося редкой горной породой, названной в честь Миасса - миасскитом".