XX век. Исповеди
Шрифт:
– Многое изменилось с тех пор?
– Здание сохранилось. Но город, конечно же, стал другим. Он быстро развивался - строился автозавод, создавался ракетный центр. Но заповедник оставался заповедником, а потому описание академика Ферсмана, конечно же, оставалось и остается актуальным.
– Интересно, каков был первый шаг? С чего начинает новый директор?
– Япринял участие в Спартакиаде народов СССР, которая началась через несколько дней после моего приезда в Миасс. Я участвовал в лыжной гонке на 50 километров, и выступил весьма неплохо… Сотрудники заповедника восприняли это неоднозначно, мол, директор и на лыжах бегает. А вскоре они убедились, что лыжи директору как раз и необходимы! Утром одеваю шапчонку, становлюсь на лыжи и вперед - по всем кордонам заповедника. Не на лошадях, не на машине, а на лыжах. Это казалось странным.
ИЗ ЗАПИСОК АКАДЕМИКА А.Е. ФЕРСМАНА: "На западе его окаймляет широкая долина реки Миасса с большими садами,редкими лесами и пашнями; на востоке - сначала слабохолмисгый, покрытый лесом ландшафт со сверкающими озерами извилистой формы, а дальше - необозримые степи Западной Сибири, За три четверти часа можно подняться по крутому склону Ильменской горы на ее вершину, - и с отдельных скалистых гребешков прекрасная, незабываемая картина расстилается во все стороны…
Образно описывал инженер Аносов в 1834 году этот грозный Урал: "Природа его в сих местах дика и угрюма. Величественные леса, мало еще истребленные, прозрачные струи вод, с шумом бегущие по своим крутокаменистым днам; уединенно лежащие нагорные озера; бедные, кое-где раскинутые юрты полуоседлых башкиров, их невозделанные поля и, наконец, дикие, перпендикулярно вздымающиеся сопки…"
.. .Так что на лыжах я весь заповедник и обошел, со всеми познакомился, посмотрел на их работу. Узнал лесников, они меня лучше разглядели… Ну а геологов я, конечно, всех знал. С биологами же постепенно сблизились. Так что знакомство с коллективом состоялось.
— И когда вы- в этом убедились окончательно?
– На первомайской демонстрации. Оказывается, уже лет десять коллектив заповедника в демонстрациях не участвовал… А тогда в газетах накануне праздника публиковался порядок прохождения колонны, но ученых наших никогда не упоминали. Итак, я решил исправить эту ошибку… Достали из шкафа знамя, почистили его от пыли, и я начал борьбу за "место" вобщей колонне. Настоял, чтобы мы шли сразу за Ракетным центром Макеева, мол, ученые в общем ряду! Добился своего, но во время демонстрации случился конфуз. Мы идем своей колонной, перед трибуной разворачиваем знамя, а тут и ветерок помог. Смотрю, а на знамени профили Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, да и лозунг соответствующий: "Под знаменем Ленина, под водительством Сталина - вперед к победе коммунизма!" На трибуне глубокое молчание - обычно какие-то призывы оттуда звучали. И вдруг академик Макеев (он был на трибуне) кричит: "Да здравствует советская наука! Ура!", мы тут же подхватили - "Ура!", и быстренько знамя свернули… Потом меня на бюро горкома вызвали, разговаривали жестко. Богачев Николай Васильевич - секретарь горкома - меня "прорабатывал" зло, беспощадно. "Выговор не объявим, - сказал, - вы только что к нам приехали, но если нечто подобное повторится, то выгоним из города с треском!" А потом у нас с ним установились прекрасные отношения, лучшей дружбы у меня ни с кем не было - верный товарищ и друг! – А с Макеевым?
– У нас были хорошие отношения, много нам помогал. Виктор Петрович заядлый рыбак был, я ему особое озеро выделил, там он домик построил. К нему приезжали большие люди - министры, из Совета Министров и ЦК партии. Ракетный центр быстро развивался, у академика Макеева дела шли хорошо, и очень часто их КБ награждали, отмечали. И тогда приезжал "ограниченный круг лиц", как говорил Виктор Петрович. Ну и на "озере Макеева" частенько накрывали "скатерть-самобранку". Конечно же, и я там бывал… Однажды приехал министр обороны Д.Ф. Устинов. А я с собой сына взял на озеро. Вдруг Устинов спрашивает у сына: "Кем станешь, когда вырастишь?" Тот сразу же отвечает: "Устиновым!" "Это почему же?" "Да фуражка очень красивая!" Устинов рассмеялся, снял фуражку и подарил сыну: "Оставайся Коротеевым!"…
– Макеев оказал большое влияние на судьбу заповедника?
– Конечно. Город развивался прежде всего благодаря Ракетному центру. Возникла мощная строительная организация, она возводила как производственные цеха, так и городок машиностроителей. И даже автозавод и другие предприятия. По сравнению с "соседями" мы были бедными родственниками, однако от "ракетных щедрот" нам кое-что перепадало. Руководство Уральского отделения АН СССР выделило нам средства на строительство жилого дома. Деньги были большие, конечно же, сами освоить их не могли. Макеев очень помог… Кстати, он никогда нам ни рубля не дал! Это было невозможно, так как у них деньги считали жестко, очень строго следили… А вот подряд на строительство дома удалось передать их организации, и это решило исход
– И с музеем также было?
– Это особая история…
– Очень красивое здание! И весьма необычное, оно выделяется во всем городе– мне очень понравилось.
– В 1975 году началось проектирование здания. Смета составила около четырех миллионов рублей. Это были большие деньги в те времена… М.В. Келдыш мне говорит, что он утвердить проект не может, так как сметная стоимость не должна превышать трех миллионов рублей. Все, что выше этой суммы, - в Госплан! Я знал, что там обязательно зарубят… Келдыш вдруг улыбнулся, спрашивает: "Что у тебя с математикой было в школе?" Я отвечаю: "Отличником был". А президент в ответ: "Это плохо, тогда в три миллиона не уложишься…" Ухожу от Келдыша, а сам размышляю, что он имел в виду? В проектном институте мне пояснили, что если перевести наш разговор с Келдышем на "строительный язык", то надо изменить финансовый расчет. Как? Мне тут же пояснили: если Келдыш увидит, что научное оборудование ты сократил, то такой проект никогда не подпишет и скажет свою знаменитую фразу: "Сараев я не строю!"… В общем, ничего не стали мы изменять в проекте, просто я перестал быть "отличником" и в расчетах ошибся на 860 тысяч, надеясь, что соберу потом "с миру по нитке". Келдыш проект подписал, а потом мне с завершением строительства Института и Музея помогли и обком партии, и множество предприятий. Оказывается, всем был очень дорог наш Ильменский заповедник.
– А наука?
– Она у нас всегда была на первом месте. Как только построили жилой дом, то к нам приехали первоклассными специалисты. В частности, и палеовулканологи. Да и первый объект, который мы пустили, это был лабораторный корпус. И там начали проводить конференции, симпозиумы, в том числе и международные. А только потом принялись за строительство музея…
ИЗ ЗАПИСОК АКАДЕМИКА А.Е. ФЕРСМАНА: "… сколько еще новых закономерностей рисуют нам эти таинственные иероглифы земли! Они говорят о том времени, когда изливались сквозь гранитогнейсы Косой горы мощные гранитные жилы - пегматиты - и выкристаллизовывались из полурасплавленных масс скопления амазонского камня. При температуре около 800 градусов начинался этот процесс, и, медленно охлаждаясь, росли гигантские кристаллы полевого шпата вместе с дымчатым кварцем. До 575 градусов правильный рисунок мелкого письменного гранита вырисовывался вместе с дымчатым кварцем, но ниже этой температуры -уже беспорядочно разбегаются серые "рыбки" кварца, все крупнее и крупнее вытягиваются они, нарушая общую правильную картину и заканчиваясь в свободной полости дымчатыми головками.
Нет более верного признака найти самоцвет, как следовать по жилке с амазонским камнем. Вне ее здесь нет драгоценных камней. Долгим опытом горщики научились высоко ценить этот камень, как лучший знак для находки тяжеловеса. Хорошо знают они, что, чем гуще цвет амазонита, тем больше надежды, что жилка принесет большое счастье".
… - Что греха таить, большую помощь мне оказывал обком партии. Если в Свердловске попасть к первому секретарю было очень сложно, то в Челябинске я мог зайти к нему в любое удобное для меня время. Было такое впечатление, что меня там всегда ждут. Да и не только меня, многих…
– Ильменский заповедник– это ведь гордость края!
– Его ставили наравне с металлургическими и машиностроительными гигантами, и это мы, ученые, чувствовали… А Миасс постепенно превращался в научный центр. Когда я туда приехал, был всего один доктор наук - Макеев. Потом он стал членом-корреспондентом АН СССР, академиком. В Ракетном центре потом появились другие доктора наук… Мы же очень правильно сделали, что сначала построили лабораторный корпус. Было где работать ученым, появились научные результаты, начал расти авторитет института. И постепенно Ильменский заповедник перестал быть просто заповедником - здесь появился мощный научный центр, который, на мой взгляд, является сегодня жемчужиной науки Урала.
– А почему вы оттуда уехали, дочь же осталась?
– Дочь всегда хотела быть геологом, бывала в экспедициях. Но вдруг вместе с подругой они решили идти в университет на биофак. Работа в заповеднике как бы соединила для нее детскую мечту и интересную профессию биолога-ботаника. Знаменитый академик Шварц всегда патронировал Ильменский заповедник, и традиции его школы бережно хранятся на Урале. Лена быстро защитила кандидатскую диссертацию, получила лабораторию, вышла замуж… Сергей Васильевич Вонсовский, который посылал меня в Миасс на пять лет, в 1985 году сказал, что пора возвращаться…