XX век. Исповеди
Шрифт:
– И таких специалистов молодых, как вы, много на станции?
– Конечно. Я - одна из многих. У нас работают из МЭИ, из других институтов. Правда, из МВТУ я была одна, но это потому, что в нашем институте девчонок вообще мало.
– А сестра где работает?
– Сначала в центральной лаборатории, потом в отделе… А сейчас семья уехала в Москву, так как сынишки выросли - оба учатся в университете, и на мой взгляд, они правильно решили, что надо быть вместе…
– Лариса, вы хорошо знаете станцию, а потому можете ответить на такой вопрос: у вас
– Очень!
– И чем отличаются?
– Прежде всего по металлу корпуса… Когда сдали третий блок, то никакого опыта по "гермооболочке" не было, да и торопились очень, а потому все легко потом на эксплуатационников - вот они и "клянут" его. А по металлу - он лучший! По качеству металла корпус намного превосходит и первый, и второй… Отжиг был проведен прекрасно!
– Взять четыре брата — четыре богатыря. Что о них можно сказать?
– "Четвертый" - самый ухоженный, он доведен до полной кондиции! Этот блок по исполнению хорош, за многие годы мы научились пускать и эксплуатировать такие блоки, и это не могло не сказаться… "Третий" - "стряпали": быстрее, быстрее, лишь бы отчитаться перед руководством страны. "Четвертый" был сделан с любовью, опытными руками, а "Третий" стал пасынком…
– А "Первый" и "Второй" ?
– Они сделаны "потом и кровью", я сказала бы так…Тогда только учились строить атомные энергоблоки, и поэтому в них все наши поиски и ошибки, которые теперь приходится поправлять. И это нормальный процесс!
– Только научились работать по-настоящему, и– стоп: новые блоки не строятся!
– Благополучной Германии нужно восемь лет, чтобы построить один блок. Представляете, сколько сил и времени уйдет на это у нас! А ведь нашему "Первому" осталось проработать пять с небольшим лет. Мы уже не успеваем заменять те мощности, которые выводятся из эксплуатации… Да, очевидно, сроки эксплуатации первых двух блоков АЭС будут продлены, но, тем не менее, это не может длиться бесконечно, а потому "замещающиеся мощности" нужно обязательно строить… Любопытно, что раньше говорили, мол, "неизвестно, проработает ли "Первый" отпущенные ему 30 лет", то теперь акценты смещаются: "мы еще посмотрим, будет ли он работать более 30 лет…" Прежде всего это зависит от корпуса реактора, и испытания его уже идут. – Лариса, а ваш муж чем занимается?
– Мы с ним закончили одну кафедру. Андрей в тот год, когда я получала диплом, уже защитил диссертацию. Он занимался установками, которые летают в космосе - у него была так называемая "третья специализация". У меня - "первая", то есть стационарные установки… Мы тогда вместе решили ехать сюда, а то у вас может создаться впечатление, будто я слишком уж самостоятельная…
– Но на Кольской АЭС нет "летающих установок"!
– Зато есть стационарные, к которым нужно прикладывать свои руки и голову… Мой муж - совершенно незаурядный человек, он - большая умница… Это я говорю как физик… Он прекрасный теплофизик. Был одним из любимых учеников Михаила Ивановича Солонина, который сменил на кафедре академика Доллежаля.
– К сожалению, это очень больной вопрос..
– Да, из-за отсутствия топлива ядерный блок у нас стоит месяц! И даже если его завезут в ближайшие дни, то перегрузка будет идти минимум 20 дней…
Чрезвычайное происшествие. На том самом "Четвертом" который так нравится Ларисе Глазовой и ее коллегам, случилось весьма неприятное происшествие. Я рассказываю о нем, чтобы продемонстрировать, насколько четкая и тщательная работа требуется от тех, кто эксплуатирует и ремонтирует энергоблок.
9 марта 1997 года, когда плановый ремонт на 4-м блоке завершался и когда долгожданное топливо пришло на станцию,внутрь реактора случайно упала небольшая 20-граммовая металлическая деталь от топливной сборки…
Мы пытались достать ее штангами, но только глубже уронили, - рассказывает главный инженер Кольской АЭС Василийльчук.
– Деталь оказалась на самом дне реактора и пропала из зоны видимости. Чтобы достать ее, пришлось выгружать и разбирать реактор. Для поиска была задействована подводная телекамера. Только ночью 24 марта деталь из реактора была извлечена. В этот же день начались работы по сборке реактора и загрузке в него свежего топлива. В итоге мы потеряли 14 дней чистого времени…
А мы продолжаем наш разговор с Ларисой Глазовой. Об этом происшествии она, конечно же, знает все, но сказала лишь одну фразу: "Такова цена небрежности!" Что к этому добавить!
Сегодня Лариса Глазова– инженер по работе с общественностью. А потому я спросил ее:
Что самое интересное в нынешней работе и почему вы ею стали заниматься?
– Мне по жизни очень повезло… Мне повезло с учителями в школе, а потом в институте - и я даже не знаю, кого мне благодарить за это…
– Судьбу…
– Возможно. А здесь, в моей работе встречаются очень интересные люди. Я вижу, что могу быть полезной им, - и тем самым я служу своему делу. Поэтому считаю, что опять повезло… Вчера приезжали экологи из Норвегии. Я знаю, как они к нам относятся. И вдруг одна из них мне говорит что теперь она не боится нашей станции. И я подумала, что это победа, хотя и маленькая, но моя… Пусть эта эколог о нас стихи сочинять не будет, но хотя бы не боится! А значит, и дурного слова о нас не
– С кем было тяжелее: своими "норвегами" шведами или американцами с японцами ?
– Нет, трудно не было… Справлялась…
– Они хуже вас знают станцию, а потому не могут вас загнать в тупик?
– Есть такие вопросы, на которые я, конечно же, ответить могу. Но тогда прошу это сделать своих коллег по станции.
Это нормально… Явной агрессии я не встречала ни разу. Может быть, потому, что я женщина, и они как-то смягчали свой пыл, когда разговаривали со мной. "Зеленые" более агрессивны, если встречаются с мужчинами - это я замечала.