XXI век не той эры
Шрифт:
— Выпорю, — тихо процедил практически себе под нос сын Тора, не выпуская из рук боящуюся лишний раз шевельнуться Ольгу, совершенно ошарашенную его поведением и немного придавленную слишком крепкими объятьями. Не до боли и удушья, но весьма ощутимо.
— Угу, — ничуть не обиделась Её Величество. — Потомство своё когда воспитывать начнёшь, его и пори. Если Ольга разрешит, — продолжала ехидничать она. — А мне ты должен сказать спасибо, что я слушаю не идиотов вроде тебя, а умных людей начиная с себя самой. Было бы всё это правдой, и назад отмотать уже не получилось бы. Радуйся, что ты сейчас с моей подачи безболезненно и своевременно всё понял, а не своим ходом дошёл, когда стало уже поздно.
— Безболезненно? — хмыкнул мужчина, уже вполне беря себя в руки и находя силы выпустить из этих самых рук несколько помятую женщину.
— Ну, во-первых, ты всё-таки не застрелился, что не может не радовать, — цинично фыркнула Императрица. От полубога не укрылось, как при этих словах испуганно вздрогнула, вцепившись в его рубашку, Ольга. Поймав её встревоженный взгляд, он задумчиво хмыкнул. Почему-то эта тревога ему понравилась. — Во-вторых, я довольно быстро оставила тебя в покое, хотя могла бы помучить до вечера. Но тут благодари моё чуткое отзывчивое сердце, ему стало тебя жалко; я, признаться, не ожидала настолько сильной реакции. Ну, а, в-третьих, и это самое главное, всё было не по-настоящему. А вот если что-то подобное произошло бы в реальности, без моего вмешательства, отменить бы ничего не получилось. Ты почаще вспоминай свои ощущения; авось, правда поумнеешь.
— А что случилось-то? — неуверенно подала голос Ольга, переводя озадаченный взгляд со всё ещё стоящего подле неё на коленях мужчины на вольготно рассевшуюся в кресле Императрицу и обратно.
— Это останется нашей маленькой тайной, — тонко улыбнулась Её Величество. — Пока один хорошо известный тебе норманн не забывается и ведёт себя достойно вассала, а не пытается воспитывать свою Императрицу.
— Шантаж? — без раздражения, даже с каким-то непонятным одобрением усмехнулся сын Тора.
— Не без этого, — не стала лукавить Императрица. — Хотя предмет шантажа и незначительный, согласна. Но в твоём случае это правильней называть «воспитательной мерой». Ты, главное, правильные выводы сделай из произошедшего. Подумай, как следует поступить, и поступи строго наоборот, — весело заключила она.
— Постараюсь, — спокойно кивнул норманн.
Он был действительно слишком крепким и физически, и психически, чтобы даже такое потрясение могло его раздавить или надолго вывести из равновесия. Окажись та сцена правдой, варианты были бы возможны. Но не теперь, когда совершенно живая Ольга находилась на расстоянии вытянутой руки, и даже ближе.
— Я могу идти, моя Императрица? — с лёгкой иронией поинтересовался он, слегка склонив голову.
— Иди, иди, оживай, шут гороховый, — махнула на него рукой Её Величество, насмешливо улыбаясь. — Ольгу береги.
— В этом можете не сомневаться, — скорее себе, чем ей ответил Ульвар. Тонкие губы норманна сложились в жутковатую усмешку. Он опять осторожно погладил по щеке вздрогнувшую от неприятной гримасы Ольгу, привычно не ожидавшую от подобного выражения на лице огромного мужчины ничего хорошего, после чего осторожно подхватил женщину на руки.
Отойти-то от потрясения он отошёл, но надолго выпустить из рук таким неожиданным и даже почти извращённым способом обретённую важную часть своей жизни пока не мог.
Сложно сказать, что именно понял сын Тора из устроенной Её Величеством наглядной демонстрации. Главным открытием стало то, что неуверенно цепляющаяся за его плечи женщина, которую он держал в руке, значила для него удивительно много. Как, почему — он не знал, но ощущение обречённой пустоты запомнил отлично. И был готов на многое, чтобы это самое ощущение не вернулось. С логикой у норманна проблем не было, и вывод был сделан: пока эта женщина жива, он чувствовал себя спокойно. Значит, что? Значит, надо сделать так, чтобы она была жива. И находилась под присмотром.
В общем, вряд ли он понял именно то, что хотела донести до него Императрица. И в связи с этим Ольге можно было только посочувствовать.
Справедливости ради стоит отметить, что посочувствовать не мешало и Ульвару. Он впервые в жизни оказался в ситуации, в которой вообще ничего не понимал. Не знал сын Тора, что такое любовь и с чем её едят. Слово такое слышал, но когда-то очень давно, в ещё довоенной жизни, и даже тогда весьма смутно понимал, что оно означает. Да и откуда бы взяться тому самому пониманию, если самого хмурого норманна разве что мать любила как умела? А умела, честно говоря, плоховато; она тоже была довольно нечуткой и далёкой от сентиментальности женщиной.
Более того, даже те смутные теоретические представления в его голове не всплыли, потому что самостоятельно связать собственные чувства с этим непонятным словом он просто не догадался. А Императрица, конечно, была мудрой женщиной, но даже она не представляла в полной мере, насколько запущенный случай попыталась распутать.
Чего Ульвар точно не понял, так это истинных причин, сподвигших Её Величество на организацию всего спектакля. Ну, в самом деле, не могла же Императрица лично тратить своё бесценное время на мелкие трудности одного-единственного вассала! Или могла?
В леталку он грузился, к слову, так и не выпустив Ольгу из рук, чем дополнительно её встревожил. Не пристёгиваясь, ввёл координаты, поднял аппарат в воздух и откинулся на спинку кресла, прижав женщину к себе, уткнувшись лицом в макушку и медленно поглаживая Ольгу по спине. Нельзя сказать, что ту подобное поведение успокоило…
— Ульвар, что произошло? — она вновь предприняла попытку разобраться в происходящем.
— Ничего, — поморщившись, отмахнулся он. Де-юре даже не соврал. — Просто… увидел плохой сон, — мужчина иронично хмыкнул.
— Это же насколько должен был быть плохим тот сон? — пробормотала себе под нос гостья из прошлого. — Конец света что ли? — вопрос был риторический; сын Тора подобные обычно игнорировал. А тут вдруг решил ответить.
— Почти, — вновь хмыкнул он. И крошечная кабинка планетарного транспортного средства опять наполнилась неподвижной тишиной. — Завтра ты останешься дома. Точнее, сначала надо будет установить тебе кацалиоцли, — нарушая молчание, почему-то продолжил Ульвар. Он не любил пустую болтовню, но сейчас тишина тяготила. Для разнообразия, не по каким-то загадочным иррациональным причинам, а по вполне прозаичным: в тишине в памяти то и дело воскресали воспоминания о недавних событиях. И от этих воспоминаний по спине пробегал мерзкий предательский холодок.