XXI век не той эры
Шрифт:
Но тот, держась за горло и судорожно кашляя, вскинул на меня насмерть перепуганный взгляд и с трудом прохрипел.
— Я приношу свои извинения, ярла.
— Э-э… да ладно, бывает, обознался, — озадаченно пробормотала я, когда сообразила, что от меня ждут ответа.
Нет, вот теперь я окончательно уверена, что без моего ведома в моей жизни произошли важные изменения. Если этот вот родственничек такими громкими словами кидается, то это «ж-ж-ж» неспроста!
— Пойдём, — протягивая мне руку, строго велел сын Тора. Я, смерив его задумчиво-подозрительным взглядом, уцепилась за протянутую конечность. Я хорошая девочка, я не буду учинять ему разборки на людях. Вот дайте мне только до леталки добраться, и меня его грозный взгляд и строгий голос уже не остановят!
— Ульва-ар? — насмешливо протянула я, когда мы наконец-то погрузились. — Тебе не кажется, что не мешало бы объясниться?
— Нет, — невозмутимо отрезал он. Я вздохнула. Ладно, пойдём длинным путём.
— Почему все эти люди называли меня твоей женой?
— Потому что ты ей и являешься, — также спокойно ответил полубог.
Так, Оля, спокойно! Бесполезно пытаться свернуть ему шею, он всё равно сильнее и быстрее. Да и не хватит у меня сил, даже если полубог не окажет сопротивления; я эту шею двумя ладонями не могу обхватить с серьёзным зазором…
— А почему я этого не знала? — возмущённо поинтересовалась я.
— А зачем? — продолжил издеваться сын Тора.
— А моё мнение ты почему не спросил?!
— Оно не имеет значения, — он слегка пожал плечами. В этот момент наша леталка как раз оторвалась от земли.
— Не имеет значения?! — задыхаясь от возмущения, прошипела я. — Не имеет значения, согласна ли я быть твоей женой?! Да я… да я на развод подам! Вот прямо сейчас, разберусь с этой кацалиоцлей, и…
— Браки старшей аристократии носят нерасторжимый характер, — с той же танковой невозмутимостью обрадовал меня мужчина.
— Но зачем?! — в полном шоке выдохнула я.
— Потому что я так хочу, — слегка пожал плечами он.
— Почему ты не можешь спросить, чего я хочу?! — от злости меня, кажется, начало трясти.
— Это не имеет значения, — повторил он с лёгким раздражением. — Для тебя всё равно ничего не изменится, в чём проблема?
— Проблема в том, что я не табуретка! Я человек! Ты меня даже гипотетического шанса на нормальную жизнь лишаешь! Ты не имеешь никакого права решать за меня, как, с кем и сколько мне жить! Да, впрочем, наверняка там есть какие-нибудь возможности всё это расторгнуть, — пытаясь взять себя в руки, медленно выдохнула я. — Думаю, Её Величество…
Но договорить мне не дали. Мгновение, и сын Тора угрожающе навис надо мной, а его ладонь крепко обхватила сзади мою шею и затылок.
— Ты никуда не уйдёшь, женщина, — процедил он. — Никогда. Поняла меня?
От страха у меня затряслись колени; Ульвар в этот момент выглядел по-настоящему жутко. В голубых глазах сверкала ледяная, полубезумная ярость. Казалось, ещё немного, и он сломает мне шею. Только, похоже, копившаяся во мне обида достигла критической массы, и остановиться я уже не могла.
— А то что? — скривив губы в подобии улыбки, выдавила я и дёрнула головой, пытаясь освободить её. Удивительно, но мужчина разжал руку, и даже перестал надо мной нависать, откинулся в своём кресле. — Ударишь? Убьёшь? Так бей! А не сделаешь ты — я сама справлюсь, в конце концов, у тебя там много скал, даже ваши доктора не соберут. Зачем было отменять смертный приговор? Чтобы заменить на пожизненное заключение? Нет, спасибо! А что ты будешь делать, когда я тебе надоем? Точно так же вышвырнешь на помойку? Тебе же на меня плевать — кто я, что я, я для тебя живая игрушка! А я человек, понимаешь ты это или нет? У меня тоже чувства есть, желания, и я не могу постоянно жить, как предмет мебели! Ты про меня вообще ничего не знаешь, я тебе только в постели интересна, да как мать для будущего наследника. Хорошо, я согласна, но жизнь-то у меня зачем отнимать? Даже не жизнь; надежду на неё?! Зачем я тебе понадобилась, я же тебя только нервирую тем фактом, что умею разговаривать и имею наглость иногда быть чем-то недовольной?!
— Я НЕ ЗНАЮ, ПОБЕРИ ТЕБЯ ХЕЛЬ! — рявкнул он так, что вздрогнул весь летательный аппарат.
ХРЯСЬ!
Кулак полубога с грохотом впечатался в светлый пластик стены. Кулак оказался крепче, по обшивке зазмеилась трещина. В кабине ощутимо похолодало. Кажется, именно это называется «разгерметизация». Какие-то огоньки на передней панели тревожно замелькали, и машинка начала поспешно снижаться; не падать, а опускаться вниз, и это было ясно, так что я даже не очень испугалась. Было не до того.
Меня можно было поздравить: я таки довела долго назревавший конфликт до взрыва, а Ульвара сына Тора — до точки кипения. Похоже, норманн был в ярости; той самой, которая слепая, игнорирующая всё вокруг. Например, он даже не обратил внимания на наше замедленное падение.
— Предначертание, шизофрения, проклятие, — я не знаю как это называется! — прорычал он. Но меня почему-то не ударил, вместо этого судорожно вцепившись в подлокотники кресла; те скрипнули и ощутимо промялись. — Ладно, хочешь подробностей — будут тебе подробности, — процедил он, прикрыв глаза и явно отчаянно пытаясь справиться с собой. — Ты спрашивала, что случилось вчера. Вчера мне приказали тебя убить. Вот только когда я выстрелил тебе в голову, у меня создалось впечатление, что это меня только что пристрелили. Мне было больно, Фенрир тебя разорви! И пусто. Я это ощущение, когда ты на самом деле лежишь мёртвый, но при этом ходишь и смотришь на собственный труп, до конца жизни буду помнить, — с трудом проталкивая слова сквозь стиснутые зубы, проговорил он. — Не знаю, что мне пыталась доказать этим Её Величество — что я дурак, слабак, что я ошибся; что я был не прав, а она — права. Но я не хочу проверять, смогу ли я не застрелиться, если что-то подобное случится ещё раз. Поэтому, — хочешь ты того или нет, — ты будешь рядом и живая.
В кабине повисла тишина, нарушаемая только тихим свистом воздуха. Леталка уже приближалась к земле; судя по всему, мы падали-садились в каком-то лесу.
А я пыталась разобраться в сказанном и собственных чувствах. И было мне больно, страшно и почему-то немного смешно. Причём больно и страшно совсем не за себя. Всё-таки Её Величество оказалась очень жестокой женщиной…
Когда в дно машинки сильно ткнулась земля, я, наконец, приняла решение. Не знаю, правильное или нет; но оно было моим. И от этого почему-то стало спокойней, хоть и принято оно было… мягко говоря, под давлением.
Выпутавшись из фиксирующих ремней, я неловко перебралась на колени к мужчине. Причём когда я опёрлась о его колено для сохранения равновесия, он ощутимо вздрогнул от неожиданности, и только тогда открыл глаза, как будто прежней моей возни не замечал.
Встав на колени на его бёдра — втиснуться в сиденье с боков не получалось чисто физически, — я обхватила обеими ладонями его лицо.
— Глупый мой, бедный мой глупый грозный варвар, — зашептала я, чувствуя, что по щекам текут слёзы, но даже не пытаясь их остановить. — Хороший мой, что же они все с тобой сделали? Это не ты чудовище, это они… как же так можно с живым человеком?!