XXI век не той эры
Шрифт:
— Домом, — буркнул сын Тора и начал выбираться из машины. Я поначалу подумала, что просто окончательно допекла его, и он решил сбежать, но потом заметила за окнами какое-то шевеление. Если точнее, там приземлялось нечто большое и блестящее непонятных очертаний. Видимо, прилетел обещанный эвакуатор.
В общем, пока выбрались, пока большая леталка затаскивала в своё нутро нашу маленькую, пока вежливые и молчаливые работники (всего двое) грузили нас в свой транспорт (внутри это было похоже на недра грузового самолёта: посередине закрепили сломанную машинку, а сбоку в кресла усадили нас), я пребывала в мрачной задумчивости.
Вот тебе и просвещённое далёкое будущее. Вот тебе и цивилизация. «Киндер, кирхе, кюхен», и никаких вариантов. Интересно, если я изъявлю желание всунуть в этот список какое-нибудь полезное занятие, меня сразу запрут дома, или хотя бы выслушают до конца?
Глава 13. Судьба
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Все, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься,
Придешь домой — там ты сидишь!
Говорят, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Правило очень надёжное, работающее не только с кораблями, но и с людьми, и со всякой живностью.
Жеребец носил звучное гордое имя Бьёрн, или, проще говоря, Медведь. Кто догадался так назвать коня, история умалчивала, но конь Ульвару понравился сразу, именно непримиримым упрямым характером и откровенно злобным нравом. За этот нрав сын Тора его и выбрал, найдя общий язык с животным очень примитивным, но от этого не менее действенным методом: держа за горло, завалил голыми руками на землю и держал до тех пор, пока у животного кончились силы к сопротивлению. На это зрелище прибежал смотреть весь персонал конезавода, и в конце концов сын Тора мог бы забирать добычу бесплатно: сила полубога повергла людей в трепет и ужас.
Когда глупая девчонка из прошлого полезла к незнакомому животному, Ульвар хотел… проучить её, что ли? Нет, он в любом случае был быстрее, и конь не успел бы причинить вреда; да и вряд ли попытался, скажем, ударить копытом, потому что рядом был хозяин, которого Бьёрн скрепя сердце признал. А куснуть мог, да. То, что Ольга приняла за страх, было как раз раздражением, что какое-то мелкое двуногое…
А вот дальнейшее развитие событий очень озадачило сына Тора. Через какие-то пару минут злобный демон в лошадиной шкуре, которого боялись почти все конюхи, снисходительно позволял маленькой женщине висеть у себя на шее, обнимать, гладить, благосклонно внимал её ласковому бормотанию и клянчил угощение.
Если бы Ульвар догадался сопоставить собственное поведение с поведением этого коня, его ждало бы неожиданное открытие. После того, как у гостьи из прошлого получилось приручить и непостижимым образом привязать к себе самого сына Тора, было бы уже не с руки удивляться покладистости обычного животного. Но мужчине подобное сравнение в голову не пришло, поэтому он просто удивился, и даже почти восхитился. А ещё испытал странное чувство удовлетворения; как будто это он сам только что достиг высоких успехов на поприще дрессировки четвероногих друзей человека, а не Ольга. Но последней эмоции абсолют не придал значения; может быть, напрасно.
А гостья из прошлого, похоже, решила побить все рекорды по выведению мужчины из душевного равновесия и совершению неожиданных поступков. Сначала конь, потом сцена на скале…
Её совершенно искреннее и добровольное желание доставить ему удовольствие таким желанным любому мужчине способом приятно удивило именно тем, что было её инициативой. А осторожные бережные прикосновения тонких пальчиков, нежных губ и языка, да и общий вид рыжей лохматой макушки в подобном положении возбуждали до полной потери самоконтроля.
Потом были слёзы в ответ на его слова, которые обычно вызывали страх. Причём слёзы жалости, и вот это уже не радовало, а, скорее, раздражало: не привык Ульвар сын Тора, чтобы его жалели. Не привык, никогда не испытывал подобного и не знал, как на это реагировать. И потому — злился. Жалость — удел слабых, а чувствовать себя слабым мужчина не умел, и не желал учиться.
Потом ещё платье… Спору нет, выглядела Ольга в подобном наряде по-настоящему привлекательно, что был вынужден признать даже далёкий от эстетизма сын Тора. Только этот факт опять не обрадовал и не добавил хорошего настроения. Отчего-то ужасно не хотелось, чтобы кто-то посторонний видел, насколько хороша его женщина. И эта эмоция тоже была непонятна, и тоже раздражала.
Впрочем, по дороге Ульвар всё-таки сумел её растолковать. Это чувство было сродни тому, что по милости Её Величества он испытал совсем недавно, просто менее острым. Страх потерять женщину, только теперь не в случае её смерти, а в случае её гипотетического желания уйти.
Решение нашлось быстро, а реализовать его было совсем нетрудно. К тому же, очень удачно сотрудник сертифицированной организации по работе с кацалиоцли и некоторыми иными полезными и распространёнными приборами перепутал настройки, и у Ульвара появилась возможность добраться до свежевыданного женщине удостоверения личности, чтобы спокойно уладить все формальности. Подключиться к чужой цале было делом техники: полубог был всё-таки очень грамотным и разносторонним человеком, а Ольга совсем ничего не понимала в окружающих реалиях и подобному произволу не пыталась противиться даже инстинктивно.
Явление собственного кузена вызвало раздражение, не больше того. А вот его поведение откровенно разозлило. Впрочем, здесь уже не было ничего удивительного и неожиданного: оскорбление женщины — это оскорбление сопровождающего её мужчины, если он, конечно, мужчина. Это была установка откуда-то из давних, ещё довоенных времён, когда сын Тора был просто молодым аристократом.
О том, что Ольга может возражать против его решения, мужчина просто не подумал. Когда она высказала свои претензии, он в глубине души признал их справедливость: поступок был грубый и даже незаконный (наверное, впервые в жизни Ульвар сознательно и цинично нарушил что-то кроме морально-этических норм; можно сказать, памятный день). Только женское недовольство всё равно меркло на фоне собственных вдруг обнаружившихся страхов. Бояться сыну Тора очень не понравилось.
Что касается сцены в леталке… К обучению маленьких абсолютов во все времена подходили очень ответственно. Уже к году слишком сильные малыши умели соизмерять силу и не причинять вреда окружающим даже в очень эмоционально возбуждённом состоянии. Поэтому случаи, когда полубоги вдруг оказывались неспособны себя контролировать, были очень редки. А уж ситуации, когда при этом по их вине страдал кто-то из окружающих людей, и вовсе можно было пересчитать по пальцам. Основополагающее, самое главное и самое сильное «табу» в жизни абсолютов: соразмерять силу.