XXI век не той эры
Шрифт:
Очень к месту мне вспомнились слова Веры про цепного пса Императора. Не хочу знать, каким тот был человеком; хорошо, что уже умер. А Ариадна… Это не Ульвар избалованный, это они. Как так можно с человеческой жизнью? Захотел — сделал из человека маньяка, захотел — с размаху головой об стену!
Нет, где-то в глубине моей души по-прежнему сидел маленький логичный человечек, порой здорово отравлявший мне жизнь, и очень рассудительно возражал, что не тот человек — сын Тора, чтобы сделать из него что-то против его воли. Значит, устраивало всё, и Ульвар не возражал. Ещё этот человечек утверждал, что я здорово намучаюсь с таким мужем, и надо было разругаться окончательно, и всё-таки пожаловаться Императрице.
Только в данный момент я его игнорировала. Сейчас мне было слишком больно за этого сурового молчаливого великана. А ещё я даже представлять не хотела, что может придумать Императрица для «воспитания» сына Тора, если я ей пожалуюсь. Воспитатели, тоже мне… Нашли себе собаку для развлечения; захотели — на «фас» натаскали, захотели — избили до полной потери ориентации в пространстве.
— Милый мой, родной, да никуда я от тебя не денусь, кто мне ещё кроме тебя нужен! — всхлипывая, я продолжала целовать его лоб, губы, щёки, глаза; легко и торопливо, как будто он вот-вот должен был исчезнуть. Гладила по голове, обеими руками зарывалась в его волосы, одновременно пытаясь покрепче прижаться.
Ульвар в этот момент выглядел очень… озадаченным. Даже, скорее, шокированным. Видимо, он ожидал от меня любой реакции, кроме полученной. Да, впрочем, откуда ему было знать, что так бывает?
В конце концов он, видимо, что-то понял. Оставив в покое кресло, неуверенно переложил ладони мне на спину, осторожно погладил. А потом, — не то окончательно разобравшись, не то плюнув на что-то, не то решившись, — вдруг крепко прижал меня к себе, так что я только пискнула от неожиданности. Обнял; так, будто пытался разом обхватить меня всю целиком. И у него даже почти получилось.
— Почему ты теперь плачешь? — устало вздохнул он.
— Да всё потому же, — тихо хмыкнула я. — Тебе плохо, и мне плохо вместе с тобой, — как могла доступно разъяснила я.
— То есть, это всё-таки не психическое отклонение? — в усталом голосе Ульвара отчётливо зазвучала ирония.
— Как сказать, — не удержалась я от хихиканья. — Кто-то когда-то пошутил, что любовь — это единственное психическое заболевание, передающееся половым путём.
— Любовь? — озадаченно переспросил он.
— Ну, я тоже не специалист, — вновь немного нервно хихикнула я. — Но симптомы похожи. Желание быть рядом, боязнь потерять, желание сделать приятно и позаботиться.
— Это всё… странно, — глубоко вздохнул он.
— Человеческое существование — вообще довольно странный процесс, — продолжила я веселиться. — Ничего, привыкнешь. Твоими стараниями у нас теперь нет другого выбора, кроме как привыкать друг к другу. Так что с этой дурацкой женитьбой ты сам себя в угол загнал, не меня.
— А почему ты тогда ругалась? — логично усмехнулся он.
Мечты сбываются. Мы сидим и разговариваем; чудеса, да и только!
— Потому что иногда поругаться полезно: можно узнать, что на самом деле думает оппонент. Вот видишь, мы с тобой очень плодотворно сейчас пообщались. Не знаю, как тебе, а мне полегчало от осознания, что я тебе нужна всё-таки чуть больше, чем резиновая кукла.
— Что такое резиновая кукла? — уточнил сын Тора.
— Неважно, — поморщилась я, не желая вдаваться в подробности. — Лучше расскажи мне, грозный сокрушитель летательных аппаратов, как мы будем отсюда выбираться? Ты совсем машину сломал, или она ещё сможет как-нибудь на честном слове и на одном крыле довезти нас до цивилизации?
Судя по реакции, тот факт, что мы уже никуда не летим, сын Тора заметил только что. Потому что он тихо буркнул себе под нос какое-то ругательство и поспешно пересадил меня в моё кресло, а сам принялся колдовать. То есть, что-то там выяснять с помощью цали. У меня тоже мелькнула мысль попрактиковаться в работе с этим полезным приспособлением, но в итоге стало лень, и я предпочла понаблюдать за действиями сына Тора.
— Через пятнадцать минут нас отсюда заберут, — проворчал он, откидываясь на спинку кресла. Ага. Значит, всё-таки совсем сломал.
— Я всё время задаюсь вопросом: у твоей силы есть хоть какой-нибудь предел, или ты при наличии точки опоры можешь перевернуть мир? — поинтересовалась я. Разразившийся скандал оказал на меня крайне благотворное и умиротворяющее воздействие: я вдруг перестала бояться говорить мужчине то, что считаю нужным.
Да и вообще… стало легче от осознания, что он боится меня потерять и не хочет без меня жить. Наверное, это было эгоистично, но очень согревало. Невероятно, но, похоже, факт: мужчина всё-таки меня любит. Что любовь у него такая перекошенная и странная… В свете всех обстоятельств его жизни, чудо, что хоть какая-то есть!
А что мне с ним будет тяжело, это я сразу подозревала, это не новость. Ульвара сложно назвать мужчиной «моего типа»; но, пожалуй, я даже готова постараться привыкнуть. Даже, наверное, смогу когда-нибудь спокойно реагировать на его молчаливую сдержанную холодность и без успокоительного. Потому что дождаться от него ласковых слов будет не-ре-аль-но. Если даже такие сбивчивые объяснения пришлось выколачивать ценой скандала и разбитого транспортного средства, пожалуй, следующий раз, когда мне захочется вызвать его на откровенный разговор о чувствах, наступит ещё очень не скоро.
— Есть, — мрачно откликнулся на мой вопрос сын Тора и замолчал, явно давая понять, что болтать ему надоело. Нет, ну как можно с ним спокойно сосуществовать, а? Придётся неспокойно!
— А тот мужик, которого ты придушил, кем был? Тоже твой родственник? — продолжила допытываться я.
— Да. Кузен, — нехотя буркнул он.
— А который в дом приходил? Я ведь правильно поняла, что это был Тор? Почему у вас с ним такие натянутые отношения? Он тоже совершил какую-нибудь гадость?
— Ты можешь помолчать? — недовольно нахмурившись, посмотрел на меня норманн.