Я - аферист. Признания банкира

Крез

Впрочем, я также подумывал о доводке деталей своей поездки в очаровательное княжество Андорра. Было 5 сентября. В ближайший понедельник мне предстояло открыть для себя это гостеприимное место, которое впишется — возможно, быстрее, чем я думал, — в мой собственный план выживания. Но для начала следовало проконтролировать выполнение мер предосторожности, которые я обычно принимал в случае подобных поездок.

Роль Номера Два в Банке вынудила меня составить четкий свод правил безопасности. Я имею в виду те, которые регулировали наши отношения с внешним миром — с нашими экзотическими филиалами, чьи названия умолчу. Опыт приучил меня к бдительности индейца на тропе войны. Воспоминания об Эрике Б., добросовестном управляющем частными счетами, который покончил с собой еще до моего прихода в Банк, убедили меня в том, что никакая предусмотрительность не бывает излишней. Я тщательно выложил

все содержимое своего бумажника на стол, как обычно пустой: ни одной папки или компрометирующей визитной карточки, ни одного внутреннего документа или черновика устава доверительного собственника (такие компании-ширмы мы предоставляем в распоряжение наших лучших клиентов). Ничего нельзя оставлять на столе. Совсем ничего. Для очистки совести я извлек ежедневник, где фиксировались мои встречи. Инструкции, которые я обобщил во внутрибанковском пособии по конфиденциальности, недвусмысленно гласили: категорически запрещается выезжать за границу со служебным компьютером, в котором могут быть компрометирующие данные. Старые добрые ежедневники обретали в этом контексте новую жизнь. Тот, что сегодня был у меня с собой, я называл "специальный таможенный". Иными словами, это была очищенная версия оригинала. Значительная часть клиентов в нем вообще не фигурировала: те, кто держал незадекларированные счета в нашем швейцарском филиале. Другие клиенты, также решившие бежать от налогов, имели при этом вполне официальный счет в одном из наших брюссельских или лондонских филиалов, однако их тоже следовало защитить. Наконец, я общался напрямую с рядом нерезидентов Франции — с иностранцами, которые доверяли нам слепо или почти слепо и для которых Банк был своего рода святилищем.

В нашей среде известны имена коллег из других финансовых учреждений, у которых конфисковали ежедневник, и в результате им пришлось выдержать многочасовые допросы на границе. Поэтому мы дисциплинированно придерживались жесткого правила: путешествовать только с зашифрованными документами или с фальшивыми записными книжками. Лично я использовал следующую систему: дубликат моего парижского ежедневника хранился в кабинете директора наших зарубежных филиалов, в сейфе, к которому только он имел доступ; свои встречи я, конечно, назначал из Парижа, но по особой телефонной линии, зарегистрированной в France-Telecom на имя посреднической конторы по торговле сырьем, — уловка, квалифицированная нашим главой юридической службы как довольно невинная.

С самого начала девяностых мы находились под пристальным наблюдением правительства. И следовательно, Берси. Расцвет офшорных финансовых потоков, обмен финансовыми счетами между крупными мультинациональными компаниями и их бесчисленными филиалами, растущий масштаб перемещения капиталов, — все это породило тайную партизанскую войну. Налоговые службы проводили секретные расследования в крупных финансовых учреждениях всего мира. А у нас — особенно. Поэтому время от времени Банк становился объектом телефонной прослушки — более или менее разрешенной, то есть в реальности абсолютно незаконной. Однако, по логике, всем было невыгодно возмущаться подобной практикой: и правительству, и министерству финансов, и прокуратуре. Что же до нас, главных жертв этих аморальных действий, то нам, естественно, не было никакого резона волновать клиентов. К тому же обнародование информации об используемых скандальных методах привело бы заодно и к ухудшению наших отношений с бесформенной бюрократической массой, известной под именем французского государства, где все воевали со всеми. А это вовсе не входило в наши намерения!

Я собрал вещи. Вроде все в порядке. Даже при личном досмотре таможенники ничего не найдут. Если вдуматься, банкиры определенного уровня ведут жизнь, очень похожую на жизнь сотрудников спецслужб: предосторожности, навязчивые страхи, сбор информации, тайная передача разного рода сведений и страсть к секретам, — совпадает все.

Окончательное расписание было у меня перед глазами. Вылет в понедельник утром первым рейсом, тем, что в 7.15, из Руасси.

Я погасил свет. План приведен в действие.

19. ПОЧТИ ИДЕАЛЬНЫЙ БАНК

Маленький праздник в Елисейском дворце раскрыл мне глаза: информированные люди готовятся к худшему. И в ожидании рассыпаются в успокаивающих заявлениях, которые если и обязывают к чему-нибудь, то только тех, кто в них верит.

В конторе тоже ощущалось приближение катастрофы. Сразу после "совещания по камуфляжу" меня начала терзать мысль: а что, если руководящая нами некомпетентная личность, страдающая манией величия, намерена меня ликвидировать? Подобную агрессивность нельзя было объяснить ничем, кроме его

личной прихоти. А заодно желанием добровольно предъявить рынку козла отпущения, когда масштаб неприятностей станет очевиден всем. И чем больше я размышлял, тем более правдоподобной мне представлялась эта, абсурдная на первый взгляд гипотеза.

К констатации данного факта добавлялось желание избавиться от тягомотины семейной жизни, очарование которой рассеялось давным-давно. Почему бы не начать все заново? В новой жизни наверняка найдется место Мэнди, гейше, прекрасно владеющей искусством увлекательной беседы, и к тому же престижному и крайне необходимому сексуальному объекту. И многим — о, сколь многим — другим!

Но, чтобы позволить себе это блаженство, требовались наличные. Причем в большом количестве. Моя зарплата питала наш с Изабель совместный счет, однако за эти годы я сумел создать себе скромную заначку, о которой жене ничего не было известно. Эта "черная касса" появилась благодаря бонусам, получаемым из года в год, и была спрятана в Natixis, банке, который в те времена внушал мне доверие благодаря наличию двух крупных акционеров — Caisse d'Epargne и Banque Populaire. Этот маленький запас на черный день обеспечивал мне в перспективе, пусть и отдаленной, вполне пристойный уход от дел.

Увы, увы, за прошедшие годы содержимое заветного сундучка растаяло по причине прожорливости налоговиков. Из пяти миллионов собранных евро всего лишь три несчастных миллиончика пережили мои веселые шалости и многочисленные изъятия, которых с каяедым годом делалось все больше: взносы на социальное страхование (ведь это были не опционы, защищенные от данного вида рэкета), CSG [49] , налог на прибыль, разовые отчисления для накачки той или иной обанкротившейся системы… Надоело составлять список.

49

CSG (от франц. Contribution sociale generalisee) — общий социальный взнос.

Этих трех миллионов решительно не хватало Для реализации моих проектов. Я ежедневно наблюдал своих коллег из других банков, абсолютно безнаказанно обжирающихся премиями, бонусами, привилегиями в натуральном выражении и опционами. А у нас мой щедрый президент выстроил очень сложную систему, в которой большая часть добычи доставалась ему и никому другому. Скрепя сердце он позволял мне попользоваться крохами с его стола. Я слишком долго добровольно терпел это. И вот терпение лопнуло. Все последнее время мы морочили голову нашим клиентам, ссылаясь на банковские начисления и высокие затраты. В этом смысле наши отчеты — подлинные шедевры: столь же невнятные, сколь сложные для восприятия, они не дают возможности в чем-либо разобраться. Что же до акционеров, они из месяца в месяц наблюдали за тем, как тают их накопления. Наши котировки уже потеряли 38 % с начала года, и этот тренд явно развивался.

Может, по призванию я — единственный рыцарь на белом коне среди темных сил международного банковского мира? Рыцарь, который сознательно обирает клиентов, но при этом и не думает, как бы самому немного нажиться? Конечно же нет! Впрочем, подобных рыцарей всегда быстро обезглавливают, не давая подняться до чуть более ответственной должности.

Я был погружен в мрачные мысли, когда ко мне склонилась женская фигурка: "Чай или кофе?" Маленькая испанка-стюардесса мило улыбалась. Взглянув на нее, я сказал себе, что Андорра не лишена очарования. А может, и какого-нибудь непредвиденного бонуса…

На что бы мне могло хватить трех миллионов? Если я решу изменить жизнь, то буду вынужден уйти с пустыми руками. Кавалер, парижская квартира, мебель, все эти вещи — дорожил ли я ими, не знаю — придется отдать Изабель. И моей дочке Хлое. И что мне останется? Что я смогу себе позволить? Ничего особенного, по правде говоря. Если я действительно хочу все это бросить, нужно срочно обеспечить себе тылы. Пора применить на практике мой новый девиз: служить (всегда, когда можно) и заодно обслуживать себя (всегда). Как? Проще всего было поискать источник в Банке. Однажды я собирался осторожно пощипать так называемые "счета переходящих остатков", где время от времени трейдеры ненадолго оставляли прибыли, не те, позабыв на время о своей профессиональной принадлежности. Сначала я нашел пять здешних учреждений. Все они характеризовали себя в качестве совершенно независимых структур и ярых приверженцев банковской тайны, с акционерами — резидентами княжества. Упоминание банковской тайны показалось мне очень важным в нашу эпоху поощряемого доносительства и полуофициального сотрудничества между государствами.