Я - аферист. Признания банкира
Шрифт:
Козырь, предъявленный точно в нужный момент, блистательный игроцкий ход, о котором никто никогда не узнал. Конрад со смехом рассказал мне, как побелели представители департамента Еврокомиссии по координации денежно-кредитной и валютной политики. Эти аппаратчики просто не знали, что им делать.
Молчание затянулось. Немец, глава европейской делегации, не осмеливался даже взглянуть на своих сотрудников. Конрад продолжил: "Конечно, существует и другое решение. Вероятно, можно отказаться от доносительства. Ведь эта практика серьезно нарушает наши традиции и закон о банковской тайне. Выходом может стать введение налогообложения таких счетов: наши учреждения будут собирать налоги,
Партия была выиграна. Тогда швейцарцы и европейцы меньше чем за час пришли к согласию по поводу размера принудительно изымаемых выплат. Было решено, что налогом будут облагаться только дивиденды, правда — в значительных размерах: 25 % в настоящее время и 30 % начиная с 2011 года. К концу обсуждения швейцарцы сумели вывести за рамки переговоров юридических лиц, на долю которых приходилось не так уж мало счетов. Как раз ими я и занимался, приезжая в Женеву.
О Комиссии ничего не было слышно три года, а потом она снова заставила заговорить о себе, в очередной раз объявив войну банковской тайне. В начале 2008 года Ласло Ковач, еврокомиссар по налогообложению, опять инициировал кампанию в средствах массовой информации. Он привык высказываться предельно жестко. Утверждал, что люди, выплачивающие фиксированный 30-процентный налог, служат живым доказательством того, что в налоговом раю укрываются "незаконные Деньги". На полном серьезе!
Что еще ухитрился придумать сегодня днем он рад, чтобы заставить Еврокомиссию отступить?
3. В КРУГУ ДРУЗЕЙ
Помимо прочих преимуществ "Нога-Хилтон", его гости пользуются редкой привилегией — тишиной. Официанты разговаривают полушепотом, как и клиенты, никакая музыка присутствующим не мешает. Наших друзей я заметил только в последнюю минуту, когда они уже подошли к столику.
Конрад Хуммлер, которого в ресторане хорошо знали, о чем свидетельствовало возбуждение, охватившее метрдотелей, остановился возле нас вместе со своей супругой-блондинкой. У моего пятидесятипятилетнего друга жизнерадостное лицо со щеточкой седоватых усов, редеющие волосы и круглые очки, которые придают ему слегка шаловливый вид. С присущей ему флегматичностью Конрад поздоровался с несколькими засидевшимися посетителями. Потом направился к Изабель и стал извиняться столь бурно, что ей пришлось его успокаивать, при этом отчаянно жеманничая. Я же сдержанно поцеловался с его женой.
Супруги сели за стол, и Конрад тут же заказал самое изысканное шампанское.
— Разве мы что-то празднуем, дорогой друг?
— Сейчас не время для праздников, Дамьен, нам нужно набраться сил, уверяю вас…
Я попытался скрыть нетерпение. Эти переговоры, о которых нигде официально не сообщалось, касались и Банка. Ведь в женевском филиале хранятся деньги наших самых лояльных клиентов. Поэтому нам регулярно приходится отказывать Верен в информации, которую они от нас требуют, не брезгуя угрозами.
Верен так называют Министерство финансов Франции (по названию парижского квартала, где оно находится).
— Обратили внимание, — спросил я у Конрада ровным, лишенным эмоций голосом, — пюре из гусиной печени с артишоками и лавандовым медом они из меню не убрали.
Конрад оставался мрачным. Похоже, он только что выдержал тяжелую битву.
— Вы удивитесь, но я, кажется, совсем не хочу есть.
— У вас это обычно дурной знак.
— Сейчас я вам все расскажу, — сказал он, поднимая только что наполненный официантом бокал "марго". — Но сначала выпьем за наших дам. Думал, умру сегодня от жажды!
— Как дела у девочек? — вступила в разговор Изабель. — Они провели лето с вами?
— Мы были в Штатах, туда наша старшая переберется осенью на два года.
У Хуммлеров четыре дочки, младшая — ровесница нашей Хлои. Я знал, что мой друг очень привязан к семье и что младшая девочка вьет из него веревки. Еще одна точка соприкосновения между нами.
— Не буду вас больше мучить. Пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии — они просто распоясались! Не подозревал, что Баррозу так давит на них.
— Глава Комиссии?
— Ну да. Во всяком случае, мы им ясно дали понять, что готовы приостановить все дела с Европой, если они не прекратят показывать зубы.
Я не мог в себя прийти: швейцарцы угрожают Еврокомиссии замораживанием европейских счетов! Иными словами: "Если не перестанете доставать нас с банковской тайной, мы перекроем вам кислород, закроем ваши филиалы и вы пойдете ко дну". Радикальная позиция.
— И они вам поверили?
— Похоже, да!
Я знал, что Конрад больше ничего не скажет.
Браво, вы неплохо вышли из положения…
Не совсем так. Настоящие неприятности только начинаются. Учитывая то, что случилось летом…
— То есть?
— Я говорю о мастодонтах, которые вот-вот потопят систему. Citigroup, UBS, да и ваш банк, если не ошибаюсь… Заметили, что произошло в конце июля?
— АФЕРИСТ
— Lehman [6] приполз, обливаясь слезами, к Федеральной резервной системе за статусом коммерческого банка и, соответственно, деньгами налогоплательщиков. Вы об этом?
6
Имеется в виду американский банк Lehman Brothers.
— Именно. А идиот Полсон [7] отказал. Дело в том, что центральные банки захотели напугать всех этих монстров. Да только слишком поздно. Все развалилось, игра проиграна!
По сути, Конрад был скорее всего прав. Мы так усердно старались обойти правила нашей профессии, что подвергали свои банки смертельным рискам. Оставалось лишь поменьше думать об этом.
Я наблюдал за приятелем, который увлеченно набросился на содержимое своей тарелки. Конрад не меняется: стоит ему выложить все, что наболело, и облегчить душу, как он тут же начнет набивать желудок.
7
Генри Полсон — в то время министр финансов (секретарь казначейства) США.
— То есть все эти накапливающиеся риски — это и есть ваш синдром колбасы?
Изабель изумилась:
— Синдром чего?
— Это одна из самых моих красивых метафор, дорогая Изабель. Вы же слышали об ипотечном кризисе?
— О, теперь в Париже, куда ни придешь, все тут же набрасываются на Дамьена с этим кризисом. Мне это стало действовать на нервы!
— Так вот, когда меня о нем спрашивают, я сравниваю банкиров с не слишком добросовестными колбасниками. Мы ведь прячем высокорисковые кредиты, от которых хотели бы избавиться, смешивая их с качественными долговыми обязательствами. Производство этого нового сорта сервелата называется секьюритизацией. Затем мы выпускаем новые ценные бумаги траншами, то есть ломтями, и продаем, подгребая заодно отличные комиссионные!