Я болею за «Спартак»
Шрифт:
Оказалось, однако, что пик Гармо — не самая высокая вершина неисследованной области: к северу от него Рикмерс увидел гору, достигавшую 7000 метров. Таджики не знали о ее существовании: из долины Пашимгар она, заслоненная другими вершинами, не была видна. Рикмерс принял ее за пик Сандал в хребте Мазарских Альп.
Война и революция остановили исследовательскую работу на Памире на пятнадцать лет. Она возобновилась только в 1928 году. На западный Памир отправилась большая советско-германская экспедиция под руководством Николая Петровича Горбунова. Тот же Рикмер-Рикмерс возглавил ее немецкую часть. Экспедиция решила не повторять путь Рикмера-Рикмерса, а пройти к западному краю
Но когда участники экспедиции достигли устья Танымаса, они увидели перед собой не перевалы и спуски в долину Дарваза, а гигантский, трехкилометровой ширины глетчер, текущий с юга на север. Это был один из самых больших ледников в мире длиной в 70 километров. Энтомолог Ошанин, побывавший у его языка в 1878 году, назвал его именем ученого и исследователя Туркестана Федченко. Нога человека никогда не ступала на ледник Федченко в его среднем и верхнем течении.
Глетчер был с обеих сторон окаймлен горными вершинами, целым строем белоснежных великанов, пяти- и шеститысячников, и одна из этих вершин на западном его краю, прямо против устья Танымаса, была пиком Гармо. Должно же было так случиться, что в запутанном лабиринте ущелий и ледников экспедиция пошла именно тем путем, который вел прямо к цели!
Точное положение пика Гармо было, казалось, определено. Но это только так казалось: пятнадцать лет тому назад Рикмерс видел его с запада, теперь он увидел его с востока; пятнадцать лет тому назад он видел его издалека, теперь он высился перед ним по ту сторону ледника Федченко, на расстоянии всего трех километров. Его скалы и снега вырастали прямо из мощного ледяного потока. И Рикмерс не узнал своего старого «знакомца», принял его за другую, впервые обнаруженную вершину, определил его высоту — 6615 метров — и назвал ее «Пик Дарваз».
А где же западный край Памирского плато, где спуск к цветущим долинам Дарваза, к долине Гармо, по которой Рикмерс пытался в 1913 году проникнуть в горную область Памира? Очевидно, он лежит дальше на запад, по ту сторону ледника Федченко...
...Участники экспедиции пересекают мощный глетчер, поднимаются по впадающему в него леднику на перевал и останавливаются пораженные: перевал, названный ими перевалом Академии наук, падает ледяными и скалистыми обрывами вниз, на глубину двух километров. С грохотом разрываются ледяные склоны, рождаются новые трещины, по ущельям и кулуарам низвергаются камнепады. Долина внизу, под обрывом, носила характер дарвазских долин, описанных Рикмерсом. Западный край Памирского нагорья, наконец, обнаружен, маршруты двух экспедиций — 1913 и 1928 годов — сомкнулись...
Альпинисты возвращаются назад, снова пересекают ледник Федченко, поднимаются на безымянную вершину на его восточном берегу. И здесь их ждет еще одна неожиданность, еще одно важнейшее географическое открытие: вдали, к северо-востоку, перед ними открывается целая горная страна. Десятки пиков и ледников образуют мощный горный узел, и в глубине его стоит, возвышаясь над всеми соседями, снежный шатер трапецоидальной формы, высоту которого альпинисты определяют в 7 495 метров.
Итак, вот она, наконец, самая высокая вершина западного Памира, пик Гармо дарвазских легенд! Смущала только разница высот: в 1913 году Рикмерс определил высоту пика Гармо в 6650 метров, новая вершина была на восемьсот метров выше. Да и стояла она не совсем там, где ей «полагалось», если определять ее местоположение по отношению к долине Гармо. Так, из-за двойной ошибки Рикмерса, возникла «загадка пика Гармо».
В последующие годы экспедиции, возглавляемые Горбуновым
На карту наносились новые долины и ледники, реки и перевалы. Белое пятно таяло и сокращалось. И когда в 1932 году Горбунов и Крыленко вернулись в Москву и сопоставили результаты своих исследований, «загадка пика Гармо» была разгадана.
Выяснилось, что вершина на леднике Федченко, против впадения в него ледника Танымас, названная пиком Дарваз, и есть пик Гармо, а обнаруженная при подъеме на пик Горбунова вершина высотой в 7495 метров и принятая за пик Гармо, оказалась доселе неизвестной самой высокой вершиной в Советском Союзе.
Все эти открытия еще не нанесены на карту, которая лежит перед Шияновым и мною. Пик Коммунизма по-прежнему называется на ней Гармо, а пик Гармо — Дарвазом.
Мы сворачиваем карту и снова смотрим в бинокль на пик Коммунизма. Ниже больших фирновых полей, ведущих к вершине, мы видим узкую вертикальную полосу: это восточное ребро, по которому лежит путь к вершине. Шиянов утверждает, что на фирне, над ребром, он видит какой-то предмет, похожий на палатку. Не успели ли наши товарищи уже установить лагерь над ребром? Нетерпение заставляет Шиянова потерять чувство реальности. На таком расстоянии палатка не была бы видна в самый сильный бинокль. То, что он видит, может быть большим снежным сбросом или фирновым выступом.
Возвращаемся назад к стоянке нашего каравана. Разравниваем ногами камни на площадке и расстилаем рядом наши спальные мешки. Ложимся и засыпаем под тихую беседу караванщиков.
На другое утро трогаемся дальше. Тропа вьется по правому краю Бивачного, по откосам окаймляющих его гор.
Мы идем весь день и постепенно заболеваем «моренной» болезнью. Нас буквально тошнит от одного вида этого серого хаоса.
Наконец тропа спускается в ложбинку. Она постепенно расширяется, и за поворотом мы видим небольшое приветливое озеро и на его берегу — несколько палаток. Это наш второй лагерь, «подгорный», расположенный на высоте 3900 метров.
Шиянов, ушедший вперед, разговаривает с каким-то человеком в шекельтонах. Отогнутые голенища шекельтонов, рейтузы раструбами и фетровая шляпа придают этому человеку странное сходство с испанским грандом с картин Веласкеза.
— Волков, Иван Георгиевич Волков, — представляется он нам.
Иван Георгиевич Волков прикомандирован к нашему отряду в качестве топографа для съемки ледников Бивачного и Коммунизма.
Три незнакомых человека, работающие с Волковым, — Рынков со странной формы продолговатым черепом и убегающей назад линией лба, толстый, пламенно-рыжий, веснушчатый и бесконечно добродушный Белов и татарин Ширшов, большой, с огромными руками и ногами, комически серьезный — поспешно натягивают штаны, чтобы предстать перед нами в приличном виде.
За ужином завязывается беседа. Иван Георгиевич предается воспоминаниям о Москве, мечтательно рассказывает о своей квартирке с окнами, выходящими в парк ЦДКА, о жене, о дочке. Этот домосед и семьянин выбит из колеи непривычной обстановкой экспедиции. И все же он работает, и работает хорошо; мы с интересом рассматриваем узор горизонталей на сделанной им карте ледника Бивачного.
На другое утро двигаемся дальше. Пересекаем поперек Бивачный и выходим к устью ледника пика Коммунизма.
Наконец-то кончается морена. Ледник пика Коммунизма вливается в Бивачный грядой сераков. Эти острые белоснежные ледяные пирамиды напоминают ряды зубов в ощеренной пасти гигантской щуки. Между сераками — лабиринт глубоких трещин.