Я больше не коп
Шрифт:
— Погоди. — Фуриа повернулся, обследуя лицо Голди при фиолетовом свете неоновой вывески. — У тебя на носу кровь. Вытри ее.
— Разве я не вытерла?
Он достал салфетку из бардачка, плюнул на нее и протянул ей:
— С левой стороны.
Голди глянула в зеркальце пудреницы, стерла пятно и воспользовалась пуховкой.
— Теперь я выгляжу нормально для деревенской дурочки?
Фуриа засмеялся второй раз за три минуты — он явно был на взводе. Ночью в постели он постарается быть неутомимым.
— Ты сядешь у стойки, — сказал Фуриа Хинчу, — а мы с
— Разве имеет значение, что я думаю?
— Никакого, — весело отозвался Фуриа. Он вышел из машины с черной сумкой и, не оборачиваясь, направился к закусочной.
Закусочная была хотя и не пустой, но отнюдь не переполненной. Фуриа вошел первым и перехватил отдельную кабинку у подростков с чизбургерами и пивом. Голди быстро присоединилась к нему, не сумев избежать восторженных взглядов посетителей. Впрочем, она не заметила никого из знакомых. Скользнув за перегородку, Голди спрятала мини—юбку под крышкой столика из фальшивого мрамора. «Я говорила Фуру, что сегодня вечером мне лучше надеть слаксы, — сердито думала она, — но ему обязательно нужно демонстрировать мои ноги. Теперь эти жеребцы наверняка меня запомнят».
Хинч вошел через минуту, опустился на табурет у стойки и тут же уставился на одну из официанток, только что вышедшую из кухни.
— Лучше присматривай за ним, — посоветовала Голди. — Он уже положил свинячьи глаза на девушку.
— О Хинче не беспокойся, — отозвался Фуриа. — Что будешь есть, куколка? Стейк с картошкой?
— Я не голодна. Просто кофе.
Пожав плечами, Фуриа снял перчатки и начал барабанить по столу наманикюренными ногтями. Его итальянские глаза поблескивали, а кожа при неоновом освещении приобрела зеленоватый оттенок.
Зал наполняли музыка, разговоры, звяканье посуды, запахи жареного мяса и лука. Фуриа жадно впитывал их. Его взгляд выражал гордость собственной удачей и сожаление, что здешние деревенщины не могут ощутить его могущество. Голди видела этот взгляд раньше, и он всегда пугал ее.
— Эй, ты! — окликнул Фуриа девицу, которая, вихляя задом, несла поднос в соседнюю кабинку. — Мы не можем ждать целый год.
Голди закрыла глаза. Когда она открыла их, официантка, наклонившись и едва не касаясь левой грудью рук Фуриа, убирала грязные тарелки с их стола.
— Сейчас вернусь, ребята. — Девица провела по столу тряпкой и выплыла из кабинки.
— Эта цыпочка недурно экипирована, Голди, — заметил Фуриа. — Почти не хуже, чем ты.
— По—моему, она меня узнала, — сказала Голди.
— По—твоему?
— Я не уверена, но могла узнать. Она училась в старших классах, когда я уехала из Нью—Брэдфорда. Ее зовут Мэри Григгс. Давай сматываться, Фур.
— Меня тошнит от твоих страхов, ну и что, если она тебя узнала? Это свободная страна, верно? Два человека имеют право перекусить.
— К чему рисковать?
— А кто рискует?
— Ты с твоей сумкой и пушкой.
— Уйдем, когда я съем мой стейк. Заткнись — она возвращается… Один стейк поподжаристей, с картошкой, и два черных кофе.
Официантка записала заказ.
— Вам только кофе, мисс?
— Я же тебе сказал! — огрызнулся Фуриа.
Девушка быстро удалилась. Фуриа устремил ей вслед оценивающий взгляд.
— Неудивительно, что Хинч на нее облизывается. Я бы и сам не прочь…
— Фур…
— Она давно позабыла о твоем существовании. — Его тон давал понять, что тема закрыта.
Стейк подали слишком сырым. В другое время Фуриа бы разозлился и потребовал приготовить его заново, так как ненавидел мясо с кровью. «Я же не собака!» — говорил он.
Но теперь Фуриа быстро глотал кусок за куском, включая жир, и не выпуская вилку из рук. Голди потягивала кофе. Ее кожа невыносимо зудела. Доктор сказал ей, что это психо… что—то там. Недавно зуд стал усиливаться.
Хинч цеплялся к девушке за стойкой, которой это явно надоело.
«Когда—нибудь я брошу этих ублюдков», — думала Голди.
В одиннадцать, когда Фуриа подцепил вилкой последний ломтик картошки, повар включил радио. Голди, успевшая подняться, снова села.
— В чем дело теперь?
— Это местная радиостанция в Тонекенеке—Фоллс с последними новостями.
— Ну и что?
— Фур, у меня предчувствие…
— Ох уж эти твои предчувствия, — усмехнулся Фуриа. — Этим вечером ты труслива, как старая баба. Пошли.
— Разве нельзя послушать минутку?
Фуриа откинулся на спинку стула и вонзил зубы в пакетик с зубочистками.
— Сначала тебе не терпелось отсюда смыться… — Он умолк, услышав голос диктора.
«Томас Ф. Хауленд, бухгалтер нью—брэдфордского филиала компании «Ацтек», производителя бумаги, несколько минут назад был найден застреленным в своем офисе. Мистер Хауленд оставался на заводе один, готовя жалованье к завтрашней выдаче, когда его, очевидно, застигли врасплох грабители, которые убили его и скрылись с более чем двадцатью четырьмя тысячами долларов наличными, согласно сообщению менеджера Кертиса Пикни, обнаружившего тело бухгалтера. Мистер Пикни ехал домой с позднего заседания совета по зональным тарифам, увидел свет в окнах заводоуправления и зашел узнать, в чем дело. Он уведомил полицию Нью—Брэдфорда, и шеф Джон Секко начал расследование. Патрульный из полиции штата также присутствует на месте преступления. Начаты поиски исчезнувшего ночного охранника, Эдуарда Тейлора. Полиция опасается, что он тоже мог стать жертвой грабителей. Мы будем сообщать дальнейшие новости по мере их поступления. Сегодня президент заявил в Вашингтоне…»
— Нет, — сказал Фуриа. — Оставайся на месте. — Он кивнул Хинчу, и тот повернулся. По знаку Фуриа Хинч бросил купюру на стойку и выбежал следом за двумя водителями грузовиков, которые вскочили, не доев свои гамбургеры.
— Я же говорила тебе, Фур!..
— Как насчет еще пары чашечек кофе, мисс Америка?
Официантка забрала пустые чашки.
— Просто поверить не могу, — сказала она. — Такой славный человек.
— Кто?
— Том Хауленд.
— Которого застрелили? Ты его знала?