Я боялся - пока был живой
Шрифт:
Передавали, как выяснилось позже, в никуда. У самого здания шел жестокий бой, а мы бегали, как заведенные, от аппарата к аппарату, заправляли, включали, переключали...
Вася, Арнольдик, Скворцов, носились от окна к окну и стреляли, стреляли, стреляли...
Все помещение было в дыму, мы повязали лица мокрыми платками, и это нас хотя бы немного спасало от раздирающего легкие едкого порохового дыма...
Меня и Павлушу Ваня отправил воевать, крикнув, что теперь он сам справится.
Отправил он нас
Они быстро и сноровисто установили безоткатное орудие, задымили окна шашками, затруднив нам видимость, гранатометами прицельно разнесли одно из окон, разбив бронированный щит, словом, дело наше было худо.
Сражаться на равных с бойцами такого уровня подготовки и выучки нам было явно не по силам, а тут еще подошел и вломился прямо через ограду тяжелый танк, и начал стволом ощупывать стены.
Потом он грохнул по стальной двери...
Дверь влетела внутрь, в помещение посыпались кирпичи, загудели осколки, с треском стали лопаться мониторы, задымили и загорелись провода.
Павлушу буквально расплющило стальной дверью.
А в проход бросились солдаты и милиция...
Мы встретили их яростным огнем, отбросив обратно за ограду, за броню танка. Но у нас внутри здания начался сильный пожар, который тушить нам было не с руки, не было у нас лишних рук и лишнего времени. Мы поняли, что пошли последние минуты.
Арнольдик едва успел скомандовать нам встать по стенам, как грохнул еще один выстрел танкового орудия. Рухнула, обвалившись, часть наружной стены.
Ваня, тоже понявший, что настали последние секунды, выставил, что смог, на автоматический режим, а сам подхватил на полу автомат и бросился к нам, но остановился на полпути, растерянно глядя себе на грудь, где растекалось большое красное пятно.
Он успел еще поднять автомат и выстрелить в набегавших на нас солдат, вернее, сделать попытку выстрелить, потому что его автомат стоял на предохранителе, а он не умел обращаться с оружием.
Мы не могли прийти ему на помощь. Нас прижал к полу огонь с улицы, мы могли только отстреливаться.
В комнату влетела граната. Нас раскидало в разные стороны...
Когда я очнулся - было странно тихо. Я подумал, что оглох, но услышал тихий голос:
– Жив кто-нибудь?
Я с трудом выполз из-под обломков, ко мне подошел Арнольдик, помог поставить на колеса кресло и залезть в него.
Мы огляделись: кругом был дым, все горело.
На полу лежали Павлуша, Скворцов, Вася и Ванечка...
Перед самим домиком почему-то никого не было. А по всему городу разрасталась яростная стрельба. Стреляли много и часто: из пулеметов, автоматов и даже из орудий.
Можно было сказать, что стоит настоящая канонада.
Мы с надеждой осмотрели наших товарищей, но тщетно. Никому из них мы помочь не могли. От смерти не лечат, увы.
Арнольдик сам едва стоял на ногах, он был сильно контужен
Все, что мы смогли сделать, это отнести наших товарищей на улицу и уложить около остатков стены.
Потом накрыли их сорванными в здании шторами.
Оглядевшись вокруг, мы молча, не сговариваясь, стали носить и укладывать напротив них, в стороне, убитых солдат, милиционеров, парней в штатском, в камуфляже, которых побросали здесь по непонятным причинам.
Мы не могли поверить, что хотя бы кого-нибудь из нас могли оставить в живых, даже случайно. После такой яростной охоты.
Но было именно так...
И мы носили молоденьких ребят, которых убили мы, укладывая их напротив таких же молодых, которых убили они.
У нас не было зла.
У нас была усталость.
А еще у каждого из нас была мысль, что лучше бы - меня...
Мы шли через весь город, плюнув на засады и облавы, которых почему-то и не было.
Город горел, по улицам носились группы людей, все в одинаковом камуфляже, но с разными эмблемами и повязками на рукавах.
Изредка перебегали улицу группы солдат, зато совсем не было видно милиции.
Горели обломки сооружений, похожих на баррикады, а возможно, это и были баррикады.
Хрустело стекло под ногами. Улицы вымерли.
Мы не могли понять, что же происходит?
Глава двадцать четвертая
– Что же происходит?!
– спросил Сергеи Ильич у своего брата, сидевшего напротив него в кресле.
– Ситуация несколько вышла из-под контроля, - спокойно ответил тот. Из-под твоего контроля.
– Это как прикажешь понимать?
– спросил хозяин кабинета.
– Мы просто немного видоизменили, откорректировали первоначальную схему, нам она показалась несколько недодуманной и не очень изящной, глядя ему в глаза говорил брат.
– Нас не устраивает власть военных. Министр обороны - законченный пьяница и дурак. Ты - психически неуравновешенный тип, тебе лечиться надо, а не государством управлять. Да и масштаб мышления у тебя не государственный, не андроповский. Да и вообще, КГБ, пускай и под другим названием, никогда не будет популярно.
– Ты что?!
– взревел Сергей Ильич.
– Охренел?!
– Отнюдь!
– холодно улыбнулся Иван Ильич.
В это время зазвонил один из телефонов.
Сергей Ильич хотел снять трубку, но его остановил брат:
– Это меня, - и, не дожидаясь согласия, снял трубку.
Он ничего не говорил в нее. Он только слушал. Положив трубку, сказал брату:
– Только что, во время ареста, застрелился министр обороны. Войскам дан приказ выйти из города и отвести танки.
– И что будет с городом - восстание?!