Я буду любить тебя...
Шрифт:
— Потому что такова была его воля, — отвечал первый могильщик. — Когда он понял, что умирает, то захотел, чтобы мы на всех парусах убрались из золотых южных морей и схоронили его в такой земле, где золота нет и никогда не будет. Может, он думал, что на морском дне, от Багамских островов до Картахены, его поджидают те, кого он туда отправил, пока был жив, а ведь их было ох как много. И потом, капитан Пэрдайс говорит, что опасно перечить предсмертной воле покойного и надо уважить его в последний раз.
— Что-о? Капитан Пэрдайс? — завопил оборванец в гофрированном воротнике. — Это кто же выбрал его капитаном, черт его возьми?!
Обладатель бархатных штанов перестал копать и рывком выпрямился.
— Кто выбрал его капитаном? Команда — вот кто его выберет! Если не он, тогда кто?
— Рыжий Джил — вот кто!
— Рыжий Джил? Ну нет! Тогда уж лучше выбрать Испанца!
— Испанец бы сошел, не будь все мы, остальные, англичанами. Правда, свое племя он на дух не переносит, и если б ненависть к испанцам делала человека англичанином, он стал бы им давным-давно! — Головорез с разбитой головой зычно захохотал.
— Слушай, а помнишь тот барк [107] , что мы захватили возле Порто-Белло, ну тот, с ихними попами на борту? Ха-ха-ха!
Громила в гофрированном воротнике ухмыльнулся:
— Еще бы! Небось, эти padres [108] и посейчас не забыли, что он с ними вытворял, и теперь ад кажется им местом отдыха. Ну, кажись, все. По мне, яма уже достаточно глубокая.
Они оба вылезли наверх. Один сел на корточки в изголовье могилы, вытирая физиономию своим изящным платочком, а второй, картинно запахнувшись в щегольской плащ, встал рядом, расставив грязные босые ноги.
107
Барк — большое парусное судно, у которого задняя (бизань) мачта снабжена только косыми парусами, а остальные имеют прямые паруса.
108
Здесь: святые отцы (исп.).
Между там спущенные с корабля шлюпки уже заскребли днищами по песку, и сидевшие в них пираты, выскочив, вытащили их на берег.
— Второго такого капитана нам уже не сыскать, — изрек тот, что сидел в изголовье могилы, и скорбно поглядел на неподвижный белый сверток.
— Святая правда, — подтвердил его сотоварищ, испустив шумный вздох. — Превосходный был человек! Ни перед чем не останавливался: мирянин или поп, мужчина или женщина, доброе золото или паршивое серебро — ему было все едино. Жаль, что его с нами больше нет!
— Эх, вот бы заполучить такого капитана, как Керби, — вздохнул первый могильщик.
— Керби нынче плавает возле Летних островов, — отвечал на это второй. — К нам, в Вест-Индию, он теперь заявляется редко.
Молодчик с разбитой головой расхохотался:
— Зато когда заявляется, то шума от него дай Бог!
— Правда, истинная правда! — с восхищением воскликнул второй разбойник и от избытка чувств выругался.
К этому времени приплывшие на шлюпках пираты — их было человек двадцать — уже успели дойти до середины косы. Впереди, в ряд, локоть к локтю, словно не желая отстать друг от друга ни на дюйм, шагали трое: здоровенный верзила со зверской, иссеченной шрамами физиономией и огромной темно-рыжей бородой; высокий, похожий на испанца брюнет со свирепым выражением лица и налитыми кровью глазами, и худощавый изящный человек с наружностью и осанкой английского джентльмена. Молодчики, шедшие следом за ними, нисколько не отличались от двух могильщиков: то же мощное телосложение, те же бандитские рожи и те же причудливые одежды. Вся компания подошла прямиком к вырытой яме и лежащему рядом с нею мертвецу. Те трое, что шли впереди и, как видно, пользовались наибольшим авторитетом, по-прежнему держась бок о бок, встали в изголовье могилы, остальные расположились в ногах.
— Покойник задал нам грязную работу, ребята, — каркающим голосом сказал Рыжий Джил, — и чем скорее мы с нею покончим и махнем обратно в Вест-Индию, тем лучше. Опускай его в могилу, братва, и дело с концом!
— А ты уверен, что именно тебе следует здесь командовать? — спросил тот, что имел внешность английского дворянина. Он был одет с безукоризненной элегантностью в черный, с серебряным шитьем костюм, и говорил тихим голосом, приятным и несколько меланхоличным, который как нельзя лучше сочетался с печальным взором его красивых, опушенных длинными ресницами глаз.
— А почему не мне? — прорычал тот, к кому был обращен вопрос, и, крепко выругавшись, добавил: — Права командовать у меня не меньше, чем у прочих, а может, и больше!
— Это утверждение небесспорно, — промолвил господин с печальным взором. — Джентльмены, здесь собрались лучшие люди команды. Кого они изберут капитаном, за тем с радостью и охотой пойдут те, кто остался на борту. Давайте же предадим покойного земле, а потом вы остановите свой выбор на одном из нас троих, причем каждый может выступить и обосновать свои права.
Закончив речь, он поднял с песка изящную витую ракушку и принялся разглядывать ее молочно-белую поверхность. При этом лицо его изъявляло мечтательную грусть и сдержанное довольство.
Могильщик с вышитым платочком посмотрел на него, потом перевел взгляд на сброд, столпившийся в ногах могилы, и, увидав, что на лицах весьма многих написаны те же чувства, что обуревают его самого, сорвал с головы окровавленную тряпку и, размахивая ею, заорал:
— Хотим Пэрдайса!
Тут поднялся невообразимый содом. Одни кричали: «Пэрдайс!», другие: «Рыжий Джил!», третьи, немногие, ратовали за Испанца. Двое могильщиков сцепились, как разъяренные псы; ражий громила в женской накидке на голых плечах выхватил из-за пояса нож и ринулся на одного из сторонников Испанца, но тот, в свою очередь, как щитом прикрылся телом визжащего приверженца Рыжего Джила.
Человек в черном с серебром костюме отбросил в сторону ракушку и решительно вступил в бой. Одной рукой он схватил могильщика в гофрированном воротнике и отшвырнул его от могильщика в бархатных штанах; другой приставил украшенный драгоценными камнями кинжал к груди головореза в женской накидке и мелодичным голосом, который великолепно подошел бы Астрофилу, изливающему камням, озерам и ручьям свою любовь к Стелле [109] , изрыгнул поток замысловатых отборных ругательств, до того похабных и кощунственных, что они навлекли бы позор на самого разнузданного маркитанта [110] . Это вмешательство возымело успех. Воюющие стороны разошлись, гвалт стих, после чего джентльмен, вместивший в себя столь ошеломительные противоречия, вновь стал любезен и меланхоличен.
109
Астрофил и Стелла — персонажи первого английского цикла сонетов «Астрофил и Стелла», написанного поэтом Ф. Сидни (1554–1586).
110
Маркитант — мелочной торговец, преимущественно съестными припасами, сопровождавший в прошлом армию в походе.
— Джентльмены, давайте простимся со старой любовью, прежде чем заводить новую, — сказал он. — Вначале мы похороним покойного, а уж потом выберем его преемника. Я полагаю, мы сделаем это благопристойно и в согласии с обычаем, и меньшинство беспрекословно подчинится воле большинства.
— Я буду драться за свои права! — рявкнул Рыжий Джил.
— А я за свои! — вскричал Испанец.
— И каждый из нас будет стоять за того, кто ему люб, — как бы в сторону пробурчал могильщик с разбитой головой.