Я буду первым

Лик Анастасия Владимировна

Кристофер сам себе усмехнулся… «подсудимого», да, пожалуй, уже осуждённого. Ведь не зря его держали в этой комнате, словно в клетке. Можно было подумать, он убежит!

Да чёрт с этой комнатой, он уже два дня не видел сына и Еву и не имел никакой возможности справиться об их состоянии. Обслуживающий персонал, как и предполагалось, был немногословен.

Бросил взгляд на раритетные часы-башню, стоявшие в углу. Скоро Суд. И, словно в подтверждение этой мысли, дверь за спиной открылась. На пороге появилась Ева. Кристофер невольно улыбнулся. Ева… Отрада для глаз. Как всегда, идеальна, вот только сегодня она была в темнозеленой мантии Комиссара, а её прекрасное личико украшало скорбное выражение.

— Охотник, время пришло, — произнесла она и протянула руку, в которой была чёрная мантия. Цвет Охотника.

— Комиссар, вы очаровательны, — произнёс Кристофер, забирая у девушки поклажу, и она едва заметно улыбнулась.

— Я не верю, что они тебя осудят, — едва слышно прошептала Ева. — Но Матис говорит, что суд — лишь формальность.

— Я знаю.

— Нет, Крис, так нельзя. Ты прав, система устарела, но… но как быть?

— Ева, не вздумай плакать, — строго произнёс Кристофер, и она подняла на него большие перепуганные глаза.

— Нет. Конечно, не буду. Если кто догадается о моём отношении к тебе, я отправлюсь на плаху вместе с тобой. Эта жертва тебе не поможет.

Отношении? Кристофер удивлённо поднял брови и накинул на плечи мантию.

— Как Артём? — задал он давно волновавший его вопрос.

— Хорошо. На время суда он останется с Матисом. Он хороший Охотник… в отличие от брата, — добавила Ева тише.

— Он больше не подходил к тебе?

— Нет. Его вообще не было в резиденции. Вернулся лишь час назад. Пошли, Охотник, мы и так задержались.

Ева протянула руку, предлагая выходить, и они пошли вперёд. Широкие коридоры сменялись узкими, и, когда они прошли несколько лестниц и миновали большой холл, впереди показались массивные двухстворчатые двери из красного дерева, рядом с которым стояли два Охотника. Ева, не сбавляя шага, приблизилась и решительно открыла их. Кристофер глубоко вздохнул и вошёл следом.

В его сторону никто не смотрел.

Просторное помещение казалось тесным из-за большого количества собравшихся. Причём зрителей не было вовсе, зато судей предостаточно, навскидку человек эдак пятнадцать. Они сидели за длинным столом, все облачённые в чёрные мантии, показывающие статус Охотника, а перед ними были две трибуны. За одной из них стоял Клод.

Ева прошла прямо и встала за спиной Клода, словно тень. Всё верно, Комиссар всегда стоит за спинами Охотников и всегда скрыт от взора.

Стены, украшенные панелями из резного дерева, казались слишком тяжёлыми, а обстановка угнетающей, но Кристофер, не стушевавшись, прошёл прямо и занял своё место за пустой трибуной. Двери за спиной закрылись.

— Охотник Моро обвиняется в предательстве, — начал говорить один из судей, что сидел в центре. — И мы собрались здесь, чтобы дать ему возможность оправдать себя. С отчётом Комиссара все ознакомились, так что я не вижу смысла повторять его вслух и предлагаю перейти к самому процессу.

Все согласно закивали.

— Охотник знает, в чём его обвиняют?

— Да, — ответил Кристофер.

— Он согласен с обвинением?

— Да, согласен.

— В таком случае первое слово предоставляется Охотнику. Нам всем не терпится услышать мотивы, коими вы руководствовались, — сказал один из судей и махнул рукой, предлагая начинать.

— Благодарю, но боюсь, в своё оправдание мне нечего сказать, — твёрдо произнёс Кристофер, словно его не судили вовсе. — Мои мотивы поведения ясны — нелюди, которых я поклялся убивать, в большинстве своём оказались безобидными существами, желающими жить мирно и тихо.

— Что за бред! — выкрикнул Клод.

— Я могу продолжить?

— Да, продолжайте. А вам, Охотник, — обратился судья к Клоду, — ещё будет дано слово.

— Благодарю. Мне было невероятно тяжело поверить в это, я желал убить каждого, кого встречал на своём пути, даже после того, как джинн спас меня от Карвора. Желал убить и убивал. А они умирали, не сопротивляясь. Это действительно кажется бредом, но есть вервольфы, не умеющие убивать и презирающие форму волка, есть чистокровные ведьмы, отказавшиеся от своего наследия и живущие, как все. Я их убивал и отказывался верить в их мирное существование, но слишком часто я слышал, перед тем как опустить меч, слова благодарности. Они ждали смерти, считая себя проклятыми и не желая жить в постоянном страхе. Мне тяжело дался новый взгляд на жизнь, но сейчас я понимаю, что наш мир меняется быстрее, чем мы думаем, что те твари, которые пугали селян в средневековье, хотя и встречаются довольно часто, но есть и те, кто неотличимы от человека. Есть европейцы, есть афроамериканцы, а есть джинны, только последние виновны от рождения, а человеку позволено убивать и грабить. Его вина условна.

Кристофер замолчал, а в зале образовалась тишина, и только неровное дыхание Клода Саржу нагнетало и без того нервную обстановку, а Ева обречённо закатила глаза. Похоже, что Кристофер даже и не думал о том, чтобы подготовить речь.

— То есть вы считаете свои действия правильными и не признаёте вину? — спросил один из судей.

— Я признаю вину как Охотник, но не как человек.

— Клод Саржу, мы готовы выслушать вас.

— Достопочтенные судьи, — на удивление спокойно начал говорить Клод, — мы Охотники не потому, что на наших плечах чёрная мантия, нет! В наших жилах течёт сильная кровь — яд для нелюдей! Тварей, наводнивших наш мир, словно тараканы. Мы убивали их веками и делали это самоотверженно, зная, что наше дело правое, что люди нуждаются в нашей защите, но к чему это всё говорить, нам всем и без моих слов известна роль Охотника. Наш кодекс — это наше наследие, а законы формировались веками, не раз подтверждая свою обоснованность и необходимость, но Моро же решил иначе, что убивать их необязательно, что нелюдей можно приручить, как животное, или того хуже — водить с ними дружбу! Разумеется, мы все скорбим о трагедии, случившейся в семье Охотника, мы — братья, и каждая смерть для нас — как своя, но то, что Моро обратился за поддержкой к врагу, возмутительно, а то, как он в своей речи приравнял нас к этим выродкам, — оскорбительно! Но если он считает себя таким же, значит, и сдохнуть должен так же, как и тварь!

Все недовольно скривились. Клод Саржу всегда был слишком резким, но сегодня превзошёл самого себя.

— Я думаю, достопочтенному Суду интересно, — продолжил Клод после непродолжительного молчания, — что тот Демон, по вине которого Охотник Шимон Герцык был серьёзно ранен и до сих пор пребывает в коме…

— Уже нет, — перебил его Кристофер.

— Что?

— Шимон вышел из комы. Вы разве не знаете, мистер Саржу? — усмехнулся Кристофер.

— Нет, но сейчас это неважно, — отмахнулся тот. — Тот Демон, он же в конечном итоге пал от вашей руки. Расскажите нам, что послужило причиной охоты на него?

— Он убийца. Разве я должен искать причину, чтобы прикончить эту тварь? — недоумённо спросил Кристофер, прекрасно понимая, к чему ведёт его обвинитель.

— Убийца… убийца кого? На его руках была кровь человека?

— Может, и была. Я не спрашивал. А вы, мистер Саржу, всегда интересуетесь у врага количеством убитых, прежде чем уничтожить его?

Клод проигнорировал едкий вопрос и продолжил:

— И по какому же принципу вы делите нелюдей? Может быть, у вас есть свой собственный кодекс, по которому вы живёте и убиваете?