Я бы сказала, что люблю...
Шрифт:
— Привет.
Я сказала это по-английски, да? Это ведь не был арабский или французский? Господи, только бы он не подумал, что я студентка по обмену… или того хуже, девушка, которая знает три слова на иностранном языке и вставляет их к месту и не к месту, чтобы показать, какая она умная/культурная/и в целом лучше всех остальных.
— Смотрю, ты сидишь, — сказал он. Отлично, кажется, я все же говорила по-английски. — Тебя давно не было видно.
—
Заметка для себя: надо научиться врать не так экстремально.
— С Корпусом мира, — уже спокойнее добавила я. — Родители там работают. Поэтому они и затеяли домашнее обучение, — вспомнила я свою легенду.
— Здорово!
— Правда? — спросила я, гадая, серьезно он это или нет. Но он улыбался, поэтому я добавила: — А, ну да, конечно.
Он уселся рядом со мной.
— Так ты, значит, много где жила?
Я немного путешествовала, но жила, если быть точной, всего в трех местах: на ранчо в Небраске, в школе для гениев и в доме в федеральном округе Колумбия. К счастью, я опытный враль с хорошо продуманной легендой. Три года изучения СТРАМа не прошли даром, и я быстро нашлась, что ответить:
— В Таиланде очень красиво.
— Ух ты!
И тут я вспомнила совет Макей: «Не будь круче, чем он».
— Но это было давно, — добавила я. — Ничего особенного.
— Теперь ты живешь здесь?
Объект любит утверждать очевидное, что может свидетельствовать о неразвитости наблюдательности и/или краткосрочной памяти.
— Угу, — кивнула я. Повисло молчание — болезненное молчание. — А я маму тут жду, — попыталась я разрядить обстановку. — У нее занятия вечерние… в библиотеке. — Я махнула в сторону здания из красного кирпича через дорогу. — Мне нравится приезжать с ней, я ведь нечасто выбираюсь в город, учусь-то дома.
У Объекта голубые глаза, и они мерцают, когда он смотрит на человека, которого, возможно, считает немного не в себе.
После еще одной очень неловкой паузы он поднялся и сказал:
— Мне пора.
Хотелось попросить его не уходить, но даже я понимала, что это прозвучит совсем жалко. Он пошел, а я не знала, как его остановить (вернее, знала, но приемы, пришедшие на ум, законны только в военное время).
— А как твоя фамилия?
— Соломон, — брякнула я.
Ого! Когда-нибудь я потрачу немалую часть своего госжалованья на то, чтобы понять, почему выбрала именно этоимя. Но слово вылетело, и его уже не вернуть.
— Как в книге?
В книге? В какой книге?
Джош рассмеялся.
— Можно тебе позвонить? —
Джош спрашивает, можно ли мне позвонить! Он просит мой номер телефона! Думаю, теперь можно спокойно отмести предположение, что он считает меня «никем». Однако есть проблема. Последний телефон, которым я пользовалась, служил заодно и электрошокером (поэтому мне, пожалуй, не стоит давать его номер).
Я ответила:
— Нет.
И тут случилось невероятное: Джош искренне расстроился! Он был такой грустный, будто я задавила его щенка (уверяю, это метафора, ни один щенок не пострадал от моей руки!).
Я была ошарашена, очарована и упивалась властью.
— Нет! — Я покачала головой. — Не то чтобы тебе нельзя позвонить, просто мне вообще нельзя позвонить. — Увидев, как он растерялся, я добавила: — У меня дома строгие порядки. — И это чистая правда.
Он кивнул, хотя ничего не понял, и спросил:
— А как насчет электронной почты?
Я покачала головой.
— Понятно.
— Я буду здесь завтра, — выпалила я. Он замер. — У мамы снова будут занятия.
— Ладно, может, завтра увидимся.
— Что, черт возьми, это значит? — орала я на Макей, хотя она была ни при чем. Парень расклеивается, оттого что ты не даешь ему номер телефона, ты говоришь, что будешь завтра в конкретном месте в конкретное время — устраняя таким образом необходимость звонить, — а он отвечает, что «может» увидимся. Тут впору взвыть, вам не кажется?
— Может? — кричала я, пожалуй, немного перебарщивая, но ведь я всю дорогу переваривала его слова, а мои подруги слышали их впервые.
У Лизы на лице восторг и ужас — такое выражение у нее бывает, когда доктор Фибз объявляет, что на уроке понадобятся противогазы. Макей полировала ногти. Бекс занималась йогой.
Считается, что при глубоком дыхании и расслаблении человек успокаивается. Только не Бекс.
— Я могу его убить, — предложила она, и если бы Бекс не была закручена кренделем в этот момент, я бы начала волноваться. В конце концов, она же знает, где Джош живет.
— Ну… думаю, тебе стоит пойти, — робко предложила Лиза, — и если он там появится, это будет означать, что ты ему нравишься.
— Ошибаешься, — сказала Макей, листая учебник. — Если он придет, это будет означать, что ему любопытно или скучно, но, скорее всего, любопытно.
— Но когда же мы узнаем, нравится ли она ему? — взмолилась Лиза.
— Вопрос не в этом, — уверенно заявила Макей. — Вопрос в том, насколько сильно?
Сколько же нам еще нужно учиться?!