Я был на этой войне (Чечня-95)
Шрифт:
— М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка — точно! — вынес резюме Юра.
— Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он-де обещал сигареты. Понял?
— Понял. А много сигарет будет?
— Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся — поделимся. Мы когда-нибудь
— Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы — нет.
— Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! — опять начал гнуть свое Юрка.
— Не буду я стирать вам носки! — взорвался Пашка.
— Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, — сказал Юрка. — Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
— Не буду я носки стирать! — уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.
— Ты что его заводишь? — спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.
— Скучно, — просто ответил Юра.
— Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
— Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина?
— А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
— На хрен!
— Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
— Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
— Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь!
— В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство — два понятия несовместимые.
— Родина и государство, — поправил я Юру.
— Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.
— Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
— Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
— Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
— Это точно. Постреляем? — Юра достал из кармана захваченные осветительные ракеты.
— Давай! — я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из части осветительные ракеты, и после полуночи мы всей семьей выходили на улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже не отставал от меня.
— Пойдем спать? — спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
— Давай по последней покурим и пойдем, — отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
— Как думаешь, вместе пошлют? — нарушил молчание Юра.
— Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
— Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не назначат.
— Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать?
— Желающих много, а вот с опытом штабной работы — мало.
— Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?
— Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
— Поживем — увидим.
— Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.
— Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: «Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?» Командир, старый, прожженный морской волк: «Хорошо смотрю». Кадровик: «Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?» Командир: «Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!» Вот и у нас. Какие бы льготы ни обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы ни пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.
— Пошли спать. День трудный будет.
— Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.
— С какой это стати?
— Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.
— Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
— Вот и я говорю — паразит.
— Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми — поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.
— Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.
— «Навеки девятнадцатилетние», как у Бакланова.
— Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
— Ты сегодня не в карауле?
— Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
— Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?
— Ваш сон, сами и сторожите.
— Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.
— Для стрельбы с коня стоя?
— Именно, а то уж больно языкастый стал.
— А высота коня?
— Три метра.
— Таких коней не бывает.
— Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?
— Понял, понял, — проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас «достать», то мы можем многое сотворить.