Я был на этой войне

Миронов Вячеслав Николаевич

На крыльце аэропорта такой же плотной толпой стояли офицеры и прапорщики полка, который охранял «Северный». Так сказать, наши «вероятные противники». Не так давно наши бывшие коллеги, союзники, соратники, побратимы. Наша жизнь сейчас во многом зависела от них. Если они поверят брехне Седова, то нам конец. Какое бы они там решение ни приняли, стрелять, ребята, я в вас не буду. На душе стало тоскливо. Только бы не ранили, а сразу наповал. Может, застрелиться? Нет, рано еще, не все решено, успею, это никогда не поздно сделать.

Сейчас за закрытыми дверями решается судьба нашей бригады и каждого присутствующего в отдельности. Зависит от принятого решения много. Судьба Чечни, России в руках четырех мужиков, которые сейчас

с пеной у рта доказывают каждый свою правоту. Может, уже командир с нашим генералом под арестом. Все-таки боевого командира и генерала стрелять без суда и следствия неразумно. Это нашу компанию можно из пары пулеметов завалить, а потом уже разбираться. М-да, хочешь вернуться домой — сначала стреляй, а потом разбирайся, задавай вопросы. Сам постоянно придерживался этой истины при встрече с духами, а теперь, когда в роли мишени, то чувствую себя не очень уютно. За такими гнусными мыслями и не заметил, как в пачке осталась последняя сигарета. Во рту ощущалась горечь от выкуренного табака и дурацкой ситуации. Взял последнюю сигарету, и обожгла мысль: а может, это и есть моя последняя сигарета? Начал курить ее со смаком, не торопясь, затягивался. Ну что ж, ребята, я готов к любому исходу. С каждой затяжкой в душе наступало успокоение, пришло спокойствие, уверенность в своих силах. Я не баран, ждущий своей смерти, я человек, сделавший свой выбор сознательно. Я стал внимательно рассматривать группу офицеров у здания аэропорта, которым, наверное, было тоже нелегко сейчас. Возможно, они совещались, чтобы принять решение. Стрелять в нас или не стрелять. Убивать нас или не убивать, вот в чем вопрос.

Глава 6

В центре группы «вероятных противников» — нашей «расстрельной» команды — стоял Сашка и что-то оживленно рассказывал, усиленно жестикулируя. Давай, Сашка, агитируй своих мужиков. Поодаль стоял знакомый боец, внимательно слушая беседу офицеров. Многие офицеры перебивали Сашку, спрашивая о чем-то, — что именно говорят, понять невозможно было. Но по доносящемуся шуму было ясно, что разговор шел серьезный. Тут Сашка позвал своего бойца с заклеенным носом и, вложив ему что-что в руку, показал в нашу сторону. Боец побежал. Пробегая мимо нашей группы, выразительно посмотрел на меня, сунул какую-то бумажку ближайшему офицеру, прибавил скорость и направился в сторону госпиталя. Ну что ж, все логично, комендант отправил бойца за бутылкой спирта в госпиталь. Со стороны все благопристойно. А сейчас надо прочитать, какое резюме вынесли в отношении нас. Жить или не жить.

Офицеры сгрудились, развернули смятую бумажку:

«Стреляем поверх головы. Махра».

Что тут началось! Ликование, радость. Это как в последнюю минуту перед казнью тебе приносят помилование.

— Ну Сашка — молодец! — произнес я, обращаясь к Юрке.

— Нет, не зря мы спасли его шкуру, теперь он нас выручил. Здорово. Теперь мы должны этого тунеядца поить водкой, пока не захлебнется или под стол не свалится, — Юрка тоже был радостно возбужден.

— Никакой Седов не сможет поссорить «махру».

— С этими мужиками мы воевали. Друг друга в деле видели.

— Вместе усерались под минометным огнем.

— Вместе в канализацию ныряли от снайперов.

— Да пошли они на хрен.

— «Махру» на «махру» хотели натравить.

— Хренушки, сволочи. Не выйдет.

— Не будем мы стрелять друг в друга.

Такие реплики слышались из уст наших офицеров. Кто-то решил пойти к офицерам, бывшим нашим «вероятным противником», и обмыть это дело, но его удержали:

— Ты что, дурак?

— А в чем дело?

— У них, как и у нас, полно стукачей. Хочешь мужиков подвести?

— Мы-то, дай Бог, уедем, а у них могут разборки начаться.

— Стоим и курим.

— Правильно. Ждем командиров. Мы ничего не знаем. Никто ни в кого стрелять не собирался, а уж тем более оказывать сопротивление приказам командующего.

— Эх, выпить бы сейчас!

— Заткнись, не трави душу.

— Вот возьмем сегодня склады, медицинского спиртику хряпнем.

— Е-мое, еще эти склады брать сегодня. Забыл совсем.

— Да там работы на пару часов. Главное, чтобы бойцы наркоты не нахапали.

— Я им нахапаю, быстро поумнеют. Еще не хватало, чтобы у меня в батальоне наркотой баловались. Сокрушу уродов.

— Что-то долго они там ругаются, пора и заканчивать. Нам еще домой ехать да склады брать. Как бы соседи не опередили.

— Не посмеют. Склады в нашей зоне ответственности.

— По-тихому возьмут и весь спирт вылакают.

— Сокрушу. Мой спирт жрать? Не выйдет.

Все уже забыли прежние страхи и активно обсуждали, как будут брать республиканские медицинские склады. Пришли к единодушному мнению, что брать надо тихо, без лишнего шума и с минимальной стрельбой, а то можно повредить лекарства и СПИРТ. Спирт, особенно спирт-ректификат, то есть чистейший спирт, — это здорово. Это тебе и «жидкая валюта», за которую можно получить и дефицитные запчасти к БМП, и комплект нового обмундирования, а можно и вечером выпить его. Это не «левая» водка, тут можешь разбавить, как тебе нравится. И не отравишься, и поутру голова трещать не будет. Спирт-ректификат не делается из нефти, а только из зерна, из отборного зерна.

Офицеры успокоились, дали команду бойцам отвернуть пушки от аэропорта и, что бы ни происходило, сидеть внутри машин и не вылезать, и даже если БМП подобьют, то не открывать ответный огонь. Одним словом, со своей стороны мы предусмотрели все, чтобы кто-нибудь из наших бойцов не вздумал открывать ответный огонь на поражение, иначе может произойти непоправимое. Тогда начнется месть. Месть за своего товарища. Мы здесь, в Чечне, только и занимаемся местью. Местью за своих погибших друзей, местью за своих русских, которых в Чечне убивали, над которыми издевались, выгоняли из своих квартир. Страшная это штука — месть. Как бы не притащить ее в мирную жизнь, главное, чтобы она не стала смыслом всей жизни. А ведь может. Как, интересно, я сам буду смотреть на эти чеченские рожи в своем городе? Чем больше я их отправлю на тот свет, тем лучше. Дома такого удовольствия я буду лишен. Дома надо доказывать его виновность. Здесь все проще. Чечен — значит, враг. Есть белое и черное. Белые, то есть мы, — это хорошие ребята, черное — чечены, значит, плохо. Чушь собачья. Это мы пришли на их землю, их убивать. Хотят независимости? Да подавитесь ею. Русских вывезли. Чеченов из России депортировали на их историческую родину, зачем нам «пятая колонна»? Забором обнесли, и пусть живут в своей независимой и суверенной. Людских жертв не было бы, да и в миллион раз это было бы дешевле.

Если ты убил одного в мирной жизни — ты преступник, убийца, если убил тридцать — воин, а если миллионы — ты завоеватель. Твое имя с помпой запишут на скрижалях истории. Благодарные потомки будут сочинять тебе оды, воздвигать памятники.

Уже больше часа прошло, а от наших командиров ничего не слышно. Не случилось бы чего. В охране аэропорта тоже все тихо, никаких передвижений, суеты, значит, еще не арестовали, значит, и нам нечего переживать, дергаться, суетиться. А все-таки — если кто из стреляющих по нам возьмет прицел чуть ниже? Не судьба, что поделаешь. Не судьба.

От скуки офицеры начали травить байки. И интересно, и время быстрее летит. Да и с психологической стороны это все же лучше, чем гадать, что будет с тобой через десять минут, отвлекает от грустных мыслей. Тем более после такого стресса. Необходимо выговориться. О чем угодно, но выговориться. Я за службу достаточно наслушался таких баек, сам могу рассказать их немало, но вот и меня окликнули:

— Слава, расскажи, как ты был миллионером.

— Да я уже двести раз рассказывал.

— Расскажи, не ломайся.