Я был на этой войне
Шрифт:
— Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше — отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, — Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.
— Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют — коньяк. А с меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.
— Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше испортить? — мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.
— Какой
— Он за дверью стоял, подслушивал, наверное.
— Пить будешь?
— А то! — Серега еще раз посмотрел в стакан, который забрал у Пашки. — Мал еще, алкоголик. За, что пьем, мужики?
— За удачу. Нам она всем понадобится в ближайшее время, — Юрка был серьезен.
— За удачу, так за удачу, — Серега тоже стал серьезен.
Выпили. Коньяка было налито у всех немного. Пашка остался без своей порции спиртного и поэтому с завистью смотрел на нас. Начали закусывать.
— Ночью было принято решение отправить часть руководства и штабных офицеров в батальоны, — сказал Серега, жуя бутерброд.
— На хрена?! — моя реакция была мгновенна и неподдельна. — Мы же будем только мешать работать. Командир роты и батальона не сможет полноценно руководить, командовать. Мы же как балласт будем у него на КП болтаться. Как не пришей к голове рукав.
— Действительно, Сергей, на какой ляд мы там нужны? — Юрка тоже был удивлен.
— Хрен его знает, мужики, что они там планируют, приказ пришел с «Северного». Кстати, сегодня ночью наши взяли Ханкалу, и поэтому штаб переезжает туда.
— А смысл? Самолеты там все равно не сядут, так? Только «вертушки». Перепахать все на «Северном», самолеты, которые там остались, либо перегнать на Большую землю, либо уничтожить, и головной боли меньше. Это целый полк будет охранять аэропорт, а еще полк снимай с боевых позиций и кидай на охрану Ханкалы! Маразм! — я искренне не понимал смысла всех этих перемещений.
— А что такое Ханкала? — в разговор вклинился Пашка. — Много слышал, а что это?
— Ханкала — это, — начал Серега по замполитовской привычке отвечать на все солдатские вопросы, — бывший аэродром ДОСААФа, там сосредоточены учебные самолеты чешского производства. Дуда пытался переоборудовать их в боевые, но не успел. По слухам и данным разведки…
— Что одно и то же, — встрял Юрка.
— Точно, — продолжал Серега, — несколько самолетов ему все-таки удалось переоборудовать под боевые и перегнать куда-то. Недалеко от Ханкалы находятся ракетные пусковые установки. Раньше тут баллистические ракеты находились, ну а когда нас поперли, может, и пару боеголовок с носителями мы могли оставить. Я уже ничему не удивляюсь. Плюс на Ханкале находятся постройки. Скоро поедем за гуманитаркой, вот и поглядим на новый командный пункт командующего.
— Серега, хрен с этой Ханкалой, расскажи лучше, на какой х… нас кидают в батальоны. Как с боевых единиц от нас толку ноль. Взвод, роту нам не дают. Да и мы переросли эту ступень. Смысл?
— Не знаю. Команда Ролина. Максимум управленцев и штабных — на передовую.
— Ладно, от нас еще толк будет, а от зама по тылу? — Юрка тоже кипел от негодования.
— Не засерайте мне мозги, мужики. Приказ есть приказ. Мы с вами идем во второй батальон.
— Вместе? Это хорошо.
— Сам попросился с нами?
— Да. Сам.
— А для чего?
— Курево не хочешь отдавать?
— Лучше с вами, отморозками, чем с каким-нибудь гнусом.
— Ага, Серега, признал наши заслуги!
— Вы хоть и придурки — Пашка, закрой уши — но вы не побежите, не бросите ни меня, ни людей. И на рожон не полезете.
— Правильно. На рожон мы тебя пошлем. По второй?
— Давай, и идем в штаб на
— Звиздец! — я был шокирован.
— Они что там, на «Северном», гребанулись совсем? — Юрка покраснел от злости.
— Звиздец бригаде! — выразил общее мнение Пашка.
— Заткнись, дурак, не каркай! Наливай лучше, и, пока будем на совещании, заполни фляжки коньяком и водкой. Одну фляжку — спиртом. Сам знаешь, где бутылка спрятана. И никому ни слова, что здесь слышал. Ты понял? — Юрка уже не говорил, а кричал. Злость, страх, бессилие, — все это читалось на его лице.
— Да понял я, понял, что орать-то, — бурчал в ответ Пашка.
Мы закурили. Не хотелось ничего говорить, надо было переварить, обкатать ситуацию. Пашка тем временем налил всем и, после кивка Сереги себе тоже, коньяку.
— Поехали?
— Давай.
Мы выпили. Начали жевать «братскую могилу». Никто опять не проронил ни слова. Я посмотрел на часы, было 7.40.
— Пошли?
— Пошли. С Богом! — Юрка перекрестился.
И мы, взяв с собой бушлаты и оружие, вышли на улицу и направились к штабу. Там уже стояли штабные офицеры и ждали, когда все соберутся и мы войдем в зал для совещаний. Уже облетела всех весть о том, что почти всех офицеров штаба бригады распределят и закрепят за батальонами и отдельными ротами. Судя по немногочисленным диалогам, никто не понимал своего положения в данной ситуации. И речь шла не о трусости, а о том, что любой батальонный офицер по уровню занимаемой должности находился ниже, чем штабной офицер бригады. Поэтому и положение было у нас двоякое. С одной стороны, командир батальона и его начальник штаба целиком должны были подчиняться нам как посредникам, наблюдателям от штаба бригады. Но нам ни в коем случае не хотелось подменять командиров, унижать их авторитет перед подчиненными. С другой стороны, мы тоже по своему положению не могли им подчиняться, вот и получалось, что мы нужны в этих частях, как зайцу стоп-сигнал.
Поискал комбата второго батальона. О нем ходили легенды. Рассказывали, что он при обстреле на руках вынес механика-водителя и командира подбитой БМП, на которой ехал на броне. Что он выходил в эфир и приглашал чеченцев на дуэль. Когда она состоялась, а стрелялись из автоматов, духи его зауважали. Он с первого выстрела пробил противнику с пятидесяти метров плечо и не стал добивать. Дух промахнулся. За своих солдат он так воевал, как за родных детей. По радио договаривался с духами, чтобы дали ему возможность вывезти раненых. Первый раз ему позволили, а во второй расстреляли МТЛБУ с ранеными. Погибло шесть солдат и один офицер. После этого он уже не выходил в эфир с предложением постреляться на дуэли, он посылал бойцов, и под покровом ночи те вырезали обкуренных духов. Не боялся пули и где на брюхе, а где на коленях, но ежедневно обходил, оползал все свои позиции, смотрел на каждого бойца. Не чурался с солдатами и поговорить, и пошутить, и сто грамм выпить. Не был он никогда с ними запанибрата, но знали все, что смерть каждого из них он тяжело переносит, не хочет он свою офицерскую карьеру заработать на солдатских костях. Не боялся он высказывать свое личное мнение. И мнение было продиктовано не личными амбициями и обидами, а обстановкой, самой жизнью. Может, поэтому в свои сорок два года, имея за плечами академию, он так и остановился на уровне командира батальона. Личность сама по себе колоритнейшая. Ростом под метр восемьдесят пять, под сто пятьдесят килограммов весом, но не жира, а мяса, мышц. В ладони мог спрятать граненый стакан. Полон сил и энергии. Работать — так работать, воевать — так воевать. С ним и его людьми мне выпала судьба и решение командиров штурмовать Минутку. Вот только завяз он основательно у этой гостиницы «Кавказ». Много она у него крови выпила.