Я был на этой войне
Шрифт:
— Вот еще! Я когда «молодым» был, дембелям носки не стирал, а вам и подавно не буду, — Пашка уже буквально кипел.
Его злость нас раззадоривала.
— Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля — закон. Слышал?
— Ну?
— Так вот, — голос мой стал торжественный, — наша последняя воля с Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память. Можешь повесить на ковер над кроватью.
— Так
— А вдруг…
— Ничего я не буду вам стирать! — Пашка стал угрюмым и насупился.
— Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, — сказал Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в свой стакан. Все про себя считали.
— Двадцать две, — сказал Юра, нарушив тишину.
— Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, — вмешался я.
Взяли нашу пластмассовую тару.
— Что день грядущий нам готовит? — спросил Юра, обращаясь к нам.
— Хрен его знает, — ответил за всех Пашка.
— Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За Судьбу и за Его Величество Случай! — сказал я.
— Правильно! — поддержал меня Юра. — За Судьбу и Случай.
Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали:
— К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, — и выпил.
— Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует меня чаша сия, — повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.
Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным.
— Про какую вы чашу говорили? — спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка.
— Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, — пояснил я. — Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга. Очень много полезного там обнаружишь.
— А, книги… — протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
— Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И как ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? — Юрку явно тянуло пофилософствовать.
— Не компостируй, Юра, парню мозги, — я вмешался. — По крайней мере, ему не грозит
— Это почему же?
— Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала: им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает героям и пропускает все через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя, и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
— М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка — точно! — вынес резюме Юра.
— Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он-де обещал сигареты. Понял?
— Понял. А много сигарет будет?
— Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся — поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили?
— Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы — нет.
— Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! — опять начал гнуть свое Юрка.
— Не буду я стирать вам носки! — взорвался Пашка.
— Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, — сказал Юрка. — Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
— Не буду я носки стирать! — уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.
— Ты что его заводишь? — спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.
— Скучно, — просто ответил Юра.
— Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
— Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина?
— А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
— На хрен!
— Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
— Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
— Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь!
— В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство — два понятия несовместимые.
— Родина и государство, — поправил я Юру.
— Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.
— Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.