Я был на этой войне
Шрифт:
По прежнему опыту я знал, что чувство голода уйдет где-то к четвертому дню голодовки. Останется только тупая усталость, а голода не будет вообще. Мысли будут ворочаться медленнее, и не по делу, а только вокруг еды.
Когда в девяностом году мы вошли в Баку, то вначале нас бросили на Сальянские казармы, а затем уже перевели в четвертый микрорайон, как комендантское подразделение. Мы отвечали за соблюдение правопорядка и комендантского часа в этом жилмассиве. Комбат у нас был не дурак и поэтому организовал командный пункт батальона в большом универсаме. Когда спустились в подвалы, то еды там было видимо-невидимо. Хлеба только не хватало. Как в том анекдоте, масло приходилось намазывать на колбасу. Ну, я, кажется, повторяюсь. Мысли начинают зацикливаться на еде. Вместо еды я пихал в себя горький дым. Внизу поднялась возня. Остановился, прислушался. Духи? Нет. Из подвала доносились азартные вопли:
— Давай, давай!
— Гони их на меня!
— Да куда ты их гонишь, идиот!
— Давай все сначала.
— Вон в тот угол они убежали.
— Обходи, обходи.
— Давайте, гоните их.
— Жалко, что нельзя стрелять.
— Я тебе постреляю. Духи услышат.
— Бей их! Бей!
— Да не стволом, дурак!
— Прикладом бей!
— Это тебе не дубина! Бей основанием приклада.
— Так он весь в крови будет!
— Ничего, отмоешь!
— А ты что, жрать не хочешь?
— Есть!!!
— Сколько?
— Три штуки забил.
— Мало, надо еще. Вон какая орава.
— Пусть сами себе бьют.
— Не болтай. Крыс на всех хватит.
— Жирные!
— Нормальные.
— Бей жирных.
— Да тут не видно, жирные они или нет.
— Заходите, сейчас снова погоним.
Сдерживая рвотные позывы, я вышел на улицу, чтобы не слышать предсмертный крысиный писк. Сумерки уже почти исчезли. Остановился. Долго наблюдал за улицей. Вроде никакого движения. Со стороны Минутки периодически раздавалась стрельба. Но по звуку было не похоже, что идет бой. Скорее всего, это часовые простреливали участки ответственности. Бегом, сгибаясь пополам, я пересек улицу по диагонали и вбежал в подъезд дома, где укрылась первая группа. На входе меня настороженно встретили двое часовых.
— Привет, мужики! — обратился я к ним.
Увидев, что я свой, они расслабились и улыбнулись.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — один улыбнулся широко. В тридцать два зуба.
— Что нового?
— Ничего. А что у вас там за шум?
— Духи? — подхватил второй.
— Нет. Это у нас нашлись умники, которые открыли охотничий сезон на крыс.
— На крыс? — изумление одного было неподдельное.
— На крыс? — второй, наоборот, был задумчив. Кажется, он обкатывал в голове мысль о жареной крысе. Глаза у него затянуло мечтательной поволокой.
— Да, крыс. Бойцы с утра позавтракали жареной крысятинкой, вот и другим тоже захотелось.
— А вы пробовали? — спросил второй боец. Первому было уже дурно при одной мысли о крысе.
— Нет. Не пробовал. И не хочу, — честно признался я. — Где отцы-командиры?
— Там, — неопределенно махнул рукой первый боец в сторону лестницы, ведущей в подвал.
Я не спеша, куря на ходу, спустился по лестнице, забитой щебнем и мусором, в подвальное помещение. Там сидело человек десять. Дальше, в следующем помещении сидели, лежали еще человек десять-пятнадцать. Среди них я заметил дремлющего Юрку. Подошел. Легко пнул ногой в бок.
— Вставай. Царство Божье проспишь.
Юрка быстро открыл глаза. И, увидев меня, вскочил. Обнялись.
— Жив? — он был искренне рад.
— Жив. Куда я денусь.
— А я, грешным делом, думал, что все уже…
— Ни хрена!
— Ну, давай рассказывай, что у тебя хорошего, — Юрка явно не находил себе места.
— Как что нового? — удивился я. — Все то же, что и у тебя. Если хочешь, то можешь сходить в мой подвал, там бойцы только что забили пяток крыс и сейчас готовят завтрак.
Я вкратце рассказал ему о «крысиной» эпопее. Он был удивлен. И не скрывал, что его желудок приходит в ужас при одной мысли о крысятинке.
— Ты сам-то ел? — спросил он, с трудом справившись с приступом тошноты.
— Нет. Пока не дошел еще до ручки.
— Но крысу?
— А что ты удивляешься. Китайцы говорят, что можно есть все, что растет и шевелится. Только надо уметь это приготовить соответствующим образом. Ничего, Юра, жрать захотим, так и не только крысу сожрем.
— Надо поскорее выбираться отсюда, а то вообще ополоумеем.
— Тут ты, брат, прав. Если еще посидим, то полный звиздец нам обеспечен.
Сидевшие рядом прислушались к нашему разговору и развернули дискуссию о проблемах питания из подручных средств. Мы не вмешивались, отошли в сторону.
— Что слышно из штаба? Связывались уже?
— Связывались. Тьфу! — Юрка сплюнул. — Ничего хорошего. Остатки бригады пытаются пробиться к старому КП. Штаб, вернее, все, что от него осталось, попал в окружение и бьется. На помощь бросили десантников. Не знаю, пробьются или нет. Дерьмо все это.
— Без тебя знаю, что дерьмо. Мы-то что делать будем?
— План-то есть уже?
— Никакого плана. Сидим. Гадаем на кофейной гуще.
— Сматываться надо, пока зачистку не начали. Они ведь тоже не дураки.
— Я уже говорил… — Юрка безнадежно махнул рукой. — Говорят, что необходимо отсидеться, осмотреться. Я же говорю, дерьмо.
— Пошли, попробуем поговорить. Мы же с тобой офицеры штаба.
— Пошли, только толку мало будет.
Но не успели мы пойти к командиру первого батальона, как вбежал один из часовых, охранявших вход в подъезд, и полушепотом заорал:
— Духи идут!
— Далеко?
— В паре домов отсюда. Зачистку делают.
Глава 11
Мы на самом деле услышали, как взрываются гранаты и раздается треск автоматных очередей. Раздались крики:
— К бою!
— Сколько их?
— Не знаю точно, где-то человек пятнадцать! — уже почти кричал часовой.
— По местам!
— А может, пронесет?
— Может, не заметят?
— Не питай иллюзий!
— Поехали, мужики!