Я была здесь
Шрифт:
– Знаю, – говорит он, – придется это как-то перетерпеть, ковбойка.
– Перетерпеть, – повторяю я и кладу голову ему на плечо. Все его тело ходит ходуном.
– Зайдешь? – спрашиваю я. – Поспишь?
Он качает головой:
– Может, попозже.
Солнце встало, утренняя дымка сгорела. Я беру его за руку.
– Идем.
– Куда?
– Погуляем. Покажу тут тебе все. В парке есть безумный ракетный корабль, с которого видно очень далеко.
Наши пальцы переплетаются, и мы отправляемся в путь. К моему прошлому. И к моему будущему.
Эпилог
Через год после того, как умерла
И решили провести еще одну службу. Без свечей, без «Благодати», даже без официального богослужения. Зато на ней будет Мэг. Сью с Джо ее кремировали, и теперь мы развеем ее прах в тех местах, которые она любила. Им удалось договориться с католическим кладбищем об установке могилы, ведь самого тела там не будет.
И сегодня часть ее мы оставим на холмах нашего парка. Соберутся местные друзья Мэг, несколько человек из Сиэтла и, разумеется, друзья из Каскейдс.
Элис вчера вечером забрала меня из общаги и привезла сюда, а Триша так радовалась, словно меня не было два года, а не два месяца. С тех пор как я уехала в колледж, она мне практически каждый день пишет эсэмэски. (Рэймонд уже в прошлом, но наследие его живо.) Тем не менее она как будто все равно рада, что я это сделала – дерзнула и подала документы, чтобы меня все же взяли в Вашингтонский университет в середине семестра (точнее, я умоляла).
– Стипендия мне никакая не светит, грантов, вероятно, много тоже не дадут, придется брать кредит, – сказала я ей.
– Нам обеим придется платить по кредитам, – ответила Триша. – Но в жизни это далеко не самое страшное.
Элис очень суетится, выбирая, что надеть, сожалея, что не взяла ничего черного, сколько бы я ее ни уверяла, что это не такая служба. Мы все уже достаточно в черном походили. Даже Триша отхватила на распродаже новое платье – бирюзовое.
– А ты в чем идешь? – спрашивает у меня Элис.
– В джинсах, наверное.
– Нельзя так!
– Почему?
Ответить ей на это нечего.
– А когда остальные приедут?
– Ричард – уже вчера вечером. Бэн сегодня рано утром выехал. Мы с ним в парке встречаемся. Сказал, что с ним едет Гарри.
– Я его теперь не вижу. Получил стипендию от Майкрософт и больше в кампусе не появляется.
– Я в курсе, мы с ним на прошлой неделе разговаривали. – Гарри позвонил и рассказал, что форум «Последнего решения» после всяких проверок закрылся. Это единственный конкретный результат, которого я добилась. Полицейские допросили Брэдфорда Смита, даже компьютер изымали. Мне нравится воображать, как он негодовал и трясся от страха, когда к нему пришли полицейские и ушли, забрав все его файлы. Он наверняка понял, что за всем этим стою я, планета без солнца, на которой все же остался какой-то свет.
Но обвинений против него не выдвинули. Брэдфорд был слишком осторожен и никаких законов не нарушил. Он говорил словами других людей, давал ссылки на анонимные сайты. Против него свидетельств не хватило.
Я ходила на форум до того, как он закрылся, искала All_BS, но не нашла. Может, он сменил имя или перешел в другое место, но я почему-то так не думаю. Предпочитаю верить, что я хотя бы на время заставила его умолкнуть.
Джо и Сью нашли адвокатов, которые сказали, что собранной мной информации может оказаться достаточно для гражданского иска. Они сейчас обсуждают перспективы, но Сью говорит, что у нее нет сил на борьбу. Мэг это не вернет,
К моей двери подходит Триша, разнаряженная в новое платье, в котором она сейчас замерзнет, и в туфлях на каблуках, которые на нашем маршруте скоро будут в грязи. Но выглядит она красиво. Триша смотрит на Элис, на меня, на фото Мэг на стене – то, где мы с ней еще дети на родео.
– Давай, пора уже, – говорит она.
Мы пробираемся по тропам парка к небольшой поляне. Вдалеке слышится лай Самсона. Потом из-за угла выходят Джо и Сью с родственниками других самоубийц, с которыми они познакомились в группе. Сиэтлские музыканты настраивают инструменты. Скотти играет в сокс с Ричардом и Гарри. Шэрон Девон и другие знакомые Мэг со школы разговаривают с миссис Бэнкс и ее мужем. Алексис с ее женихом Райеном, который вернулся из Афганистана, держат за руки свою девочку, Фелисити. К собственному удивлению, я вижу Тэмми Хентхофф – она стоит одна. Поймав мой взгляд, кивает.
Бэн отошел в сторонку и смотрит вниз. Я понимаю, что на «ракету». Потом мы одновременно поворачиваемся и встречаемся взглядом. Не знаю, как так получается, что одними глазами можно так много сказать. Короче, все сложно, блин, и адски запутано. Может, просто это сущность любви.
«Готова?» – одними губами спрашивает он.
Я киваю. Готова. Скоро соберутся музыканты и сыграют песню «Bishop Allen» о светлячках и прощении, я произнесу речь в память подруги, и мы пустим немного ее праха по ветру. А потом спустимся на кладбище, пройдя мимо «ракеты», и на ее могиле будет написано:
От автора
Когда-то давно я написала статью на тему самоубийства, для которой брала интервью у друзей и родственников девушек, покончивших с собой. Тогда я «познакомилась» со Сьюзи Гонсалес, хотя не по-настоящему, поскольку она умерла за несколько лет до этого. Слушая, как о ней говорили друзья и родные, я забывала, что пишу о самоубийстве. Все они рисовали портрет умной, творческой, харизматичной и нестандартной девятнадцатилетней девушки – я, возможно, могла бы взять интервью и у нее самой, когда она опубликовала бы свой первый роман, выпустила первый альбом или сняла крутой независимый фильм. По фактам – то есть по рассказам людей, с которыми я беседовала, – мне не показалось, что такой человек может покончить с собой.
За исключением одного нюанса: как и все другие молодые женщины, о которых я писала ту статью, Сьюзи страдала депрессиями. Когда ее только начали посещать суицидальные мысли, она обратилась за помощью в университетский медицинский центр, но потом доверилась группе «поддержки» для самоубийц, где ее желанию покончить с собой аплодировали и поддержали советами, как именно это лучше сделать.
Мысли о Сьюзи не покидали меня – о том, что я могла бы написать о ней статью, если бы она выпустила книгу, сколотила группу, сняла кино, – если бы она лечилась от болезни, причинявшей ей такую боль, что облегчить ее казалось возможным только через смерть.