Я была здесь
Шрифт:
Я ее трахнул. Так он сказал.
Но со мной все иначе. Мы первым делом стали друзьями.
Тут я резко вспоминаю и остальной разговор. Мы дружили до того, как все покатилось к чертям. И еще позднее: А после того, как трахнешь друга, все портится.
Нет. У нас все по-другому.
– Я другая, – говорю я вслух. И чуть не начинаю смеяться. Сколько еще девчонок Бэна МакКаллистера убеждали себя в этом в душе на следующее утро?
У меня
Вспоминается одно из первых его писем, которое я прочитала. То, с которого все это началось.
Отстань от меня.
Через картонные стены слышно, как открывается и закрывается дверь. Я выключаю воду, мне становится неловко, что я пришла в ванную, оставив всю одежду в комнате. Я заворачиваюсь во все полотенца, какие только могу найти, и на цыпочках иду к своему рюкзаку.
– Привет, – говорит Бэн. Краем глаза я вижу, что и он на меня не смотрит.
– Привет, – отвечаю я, сосредоточив взгляд на куче своей одежды.
Он начинает что-то говорить, но я перебиваю.
– Погоди. Дай оденусь.
– А, хорошо.
Вернувшись в ванную, я надеваю шорты, уже слишком грязные даже для меня, футболку, и вытираюсь до конца, стараясь не думать о том, как Бэн на меня не смотрел.
Вдохнув поглубже, я открываю дверь. Он готовит какой-то напиток. Так и не поднимая глаз, он начинает говорить очень быстро.
– Я вознамерился отыскать холодный кофе. По всей видимости, «Старбаксы» тут есть, но только в казино, а играть мне не хотелось. А в других местах холодный не подают, даже в настоящей кофейне. В итоге я купил типа свежий горячий кофе и лед, думаю, должно получиться.
Он трещит со скоростью полтора километра в минуту – о холодном кофе с какими-то такими кофейными подробностями, которые я раньше только от Элис слышала. И все еще не смотрит на меня.
– Смешал пополам с молоком, – продолжает он. – Холодный я почему-то больше с ним люблю. Так как будто похоже на мороженое.
Да прекрати ты о кофе говорить! – хочу крикнуть я. Но вместо этого молча киваю.
– Хочешь пойти подкрепиться перед дорогой, или лучше держаться друг от друга на расстоянии?
Вчера Бэн сказал, что разница между нами в том, что он учится на ошибках. И он прав. А я дура.
– Я за расстояние, – отвечаю я.
Его взгляд на миг перескакивает на меня, а затем так же быстро убегает, словно я ответила правильно.
– Отлично. Как хочешь.
Я хочу быть с тобой. Хочу снова лечь в кровать и чтобы он меня держал. Но я знаю, что так не бывает. Когда переспишь с барменом, бесплатной выпивке конец. Этому меня Триша научила. И Мэг. И сам Бэн. Ведь он сам рассказал мне, каков он.
– Мне, вообще-то, домой надо, –
– Так мы туда и направляемся, – он складывает майку.
– Прямо сейчас.
Он смотрит на покрывало застеленной кровати, которой мы вчера почти не воспользовались.
– Заправиться надо, и, возможно, масло поменять, – голос у него снова стал жестким, даже слышатся рычащие нотки. – Если ты так спешишь, можешь заняться этим, пока я вещи собираю.
– Хороший план, – соглашаюсь я. Уют его объятий теперь так далеко. – В машине тогда встретимся?
Бэн бросает мне ключи, я ловлю, он будто хочет что-то сказать, но молчит, так что я собираю свое барахлишко и выхожу. Я заливаю в тачку бензин, тут звонит телефон, и я лезу за ним. Бэн. Как это глупо. Мы оба такие дураки.
– Коди! Где ты, черт тебя дери? Ты должна была вернуться два дня назад.
Это не он. А Триша. Когда я слышу ее голос, горло как-то сжимается.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Мама? – говорю я.
– Коди, где ты? – в ее голосе слышится страх. Я раньше никогда не называла ее мамой.
– Я хочу домой.
– С тобой что-то случилось?
– Нет, но я хочу домой. Сейчас же.
– Ты где?
– В Лафлине.
– Блин, и где это?
– В Неваде. Пожалуйста… Я хочу домой, – я едва держусь.
– Ладно, милая, не плачь. Я что-нибудь придумаю. Лафлин, Невада. Коди, держись. Я разберусь. Телефон не выключай.
Представления не имею, как Триша с этим разберется. Она такая же нищая, как и я. Компом пользоваться не умеет и, скорее всего, даже не знает, где находится Невада, уж не говоря про сам Лафлин. Но мне почему-то все равно лучше.
Когда я возвращаюсь, Бэн стоит у номера снаружи. Я достаю солнечные очки, чтобы прикрыть свои красные глаза. Затем открываю багажник, и он грузит туда вещи.
– Я сяду за руль, – говорю я.
Вероятно, это не лучшая идея. Меня потряхивает, но хотя бы будет, на чем сконцентрироваться.
– Хорошо, – бормочет Бэн.
– Если захочешь есть или пить, скажи, – деловым тоном добавляю я.
Он лишь кивает.
Когда мы садимся, он пытается наладить музыку, но переходник от айпода окончательно сдох, так что остается только радио, а там одно говно. Наконец он находит песню «Мое сладкое дитя» «Guns N’Roses». Раньше она мне нравилась, но сейчас от нее словно дыра в животе растет.
– Моя мама ее любила, – говорит Бэн.
Я киваю.
– Коди, послушай, – звучит это точно так же, как и тогда из уст Гарсиасов.
Ответить я не успеваю, потому что у меня звонит телефон. Я тяну к нему руку, и он падает на пол. Тачка виляет.
– Осторожнее! – кричит Бэн.
– Возьми телефон! – тоже кричу я.
Бэн лезет за ним.
– Да, – говорит он, потом поворачивается ко мне. – Это твоя мама.
– Триша, – говорю я в трубку.
– Нельзя разговаривать на ходу, – ругается Бэн.