Я, Чудо-юдо
Шрифт:
Кот дежурил у секиры, которую я врыл в землю так, чтобы лезвие находилось на уровне его глаз. Рукоять не была вбита плотно, и Баюн мог касанием лапы поворачивать мой кустарный «артефакт» из стороны в сторону. Иногда Платон или я брали секиру и глазели по сторонам, но за исключением кратких периодов, когда появлялся Заллус, она ничего не показывала.
Заскучав от такого времяпрепровождения, Баюн отпросился-таки в разведку и, вернувшись, сообщил, что почти сотня викингов сидит за краем террасы, но как будто они не собираются
– Жрут, пьют, – доложил удивленный кот. – Кое-кто ухаживает за ранеными или точит оружие, а вообще – как на привале.
Посты бессменно караулили нас, чтобы мы не удрали с поляны, а носильщики, часто сменяясь (все-таки не по газону шли, да и груз у них, похоже, был тяжеленный), все ближе подходили к горе.
– Не понимаю, – в десятый, наверное, раз сказал я. – Как хотите, а не понимаю, для чего Заллус дает нам столько времени. Он же сам сказал, что викингов ему не жаль, так и гнал бы их в атаку. Массой все равно задавят. А так – мало ли что мы можем придумать?
– Мне кажется, – подал голос кот, – Заллус дает нам время отчаяться. Он уже убедился, что Цветок нам воевать не помогает, вот и ждет, что мы не выдержим.
– Прибежим милости просить?
– Нет, – спокойно ответил кот. – Что мы сами Цветок погубим. – Он на секунду повернулся, полюбовался моим ошарашенным взглядом и пояснил: – Я почти уверен, что это и есть его конечная цель. Если бы Цветок представлял для него ценность, он бы не стал доводить Хранителя до такого отчаянного положения.
Что ж, наверное, подсознательно я давно понимал это – теперь удивился, конечно, но мне показалось, будто что-то в душе встало на свои места. Может быть, именно оттого так искренне хотелось защитить Цветок…
– О, зашевелились! – напрягся кот. – Что это их так взбудоражило?
На тропе появились люди: плотная масса викингов с теми самыми ящиками на плечах и пара голландцев, в которых я узнал ван Хельсинга и ван Дайка. Пятьдесят метров, чуть меньше ста шагов – стрелять уже можно, но, по правде говоря, бессмысленно, все-таки гладкоствольные кремневые ружья не для снайперской стрельбы. Лук на таком расстоянии намного надежнее, впрочем, бруствер и от стрел укроет, если только не начнут метать стрелы по дуге…
Однако викинги не собирались открывать огонь. Держали оружие наготове и бросали в нашу сторону зловещие взгляды, а на ящики голландцев посматривали с заметным испугом.
Вообще, с викингами все было до безобразия просто. Народ, с одной стороны, бесшабашный, они были при этом циничны и себялюбивы, с удовольствием неся смерть, терпеть не могли умирать. А природная склочность позволяла им спорить даже с былым благодетелем Заллусом. Судя по всему, получив отпор на тропе, они попросту наотрез отказались идти первыми. А поскольку Заллус и Черномор физически на острове присутствовать не могли (должно быть, до тех пор, пока на почве Радуги цвел волшебный Цветок), им пришлось пообещать, что первыми на островное чудовище двинутся порождения магии.
– По-прежнему не могу ничего учуять, – пробормотал кот. – Магический щит, да и только…
– Скоро узнаем, – успокоил я. – Ты бы отошел за бруствер, хвостатый. Или вообще к котятам иди. Я сильно сомневаюсь, чтобы в ящиках были мыши.
Баюна передернуло.
– Не люблю мышей. А такого их количества испугался бы еще быстрее тебя.
– Да, но ведь и мышам полагается бояться котов…
Браве риттер слабо застонал.
– Рудя! – обрадовался я. – Ты меня слышишь? Эй, Рудя, очнись! Рудя, ты мне нужен, срочно.
Никакой реакции. Е мое… Сколько он уже так лежит? Зелье, хотя и ослабленное, должно было помочь.
– Крышки открываются! – объявил кот.
Ван Дайк, вооружившись фомкой, сорвал с ящиков сургучные печати и вскрыл их, после чего ретировался, но и здесь ему не удалось ввинтиться в толпу викингов, разом отступившую на шаг. Адальберт, не обращая ни малейшего внимания на возню за спиной, простер над ящиками длани и стал нараспев что-то читать. Слов не удавалось разобрать, хотя викинги замерли не дыша, и было слышно, как жужжат над поляной беззаботные насекомые.
Голос Адальберта поднялся, он читал заклинание с чувством, но в какой-то момент сбился. Выудил из-за пазухи скомканный листок и завершил декламацию по нему.
– Платон, как там Рудя? – спросил я.
– По-прежнему.
– Постарайся привести его в чувство. Покров снят, он может сейчас уйти…
– Едрен макарон, – протянул вдруг кот.
И этого он от меня зимой наслушался. Вроде не к месту, а как-то обидно мне стало: мало проблем, так еще давайте напомним чудовищу то, что оно само вспоминать стыдится!
Около ящиков, потягиваясь, разминая мышцы, стояли три фигуры. Они помахивали руками, наклоняли корпус, улыбались друг другу и время от времени подмигивали напряженным викингам.
– Ну? – не дождавшись продолжения, поторопил я. – Ты-то что замолчал, чай не контуженный?
– Тихо. Я думаю.
– О чем?
– О том, как преподнести тебе плохие новости. А, песье охвостье, это не просто плохие, это отвратительные новости!
– Да что ж ты душу выматываешь, пес тебя возьми. Кто это?
– Упыри, – ответил Баюн.
– Упыри? – спросил у меня Платон, не торопясь покидать окоп.
– Если Баюн говорит, видимо, так и есть, но на вид обычные люди. Только бледные.
– Это карпатские упыри, – сказал Баюн. – Трансильванские.
– Ну упыри, эка невидаль, – хмыкнул Платон.
– Что, доводилось встречаться?
– Не, своими-то глазами не видал. Мал еще был, меня не взяли. Это у нас под Новгородом в былые времена водились они, так ничего, как заводились, так и ловились. Из нашей артели мужики, было стать, цельно гнездо этих тварей разворошили.