Я, Дикая Дика
Шрифт:
— Кто там, в конце концов? — спросила я, заглядывая в глазок.
— Это я… — пропищала жалко Гдетыгдеты, показывая свою пристукнутую рожу.
— Вот ещё! — рука сама потянулась к замку, но… я её остановила.
— Чего тебе надо? — спросила грубо.
— Я к Ветру пришла, вообще-то, открой! — приосанилась эта кобыла.
— Да ты чё? — неучастливо переспросила я. — А он, знаешь ли, транками удолбавшись, наконец спит, и слава богу, встать не может!
— Что значит наконец спит? — взъерепенилась она. — Вы чё там??
— Ничё мы там, — криво усмехнулась я. —
— Слышь, дорогая! — противница уставилась прямо в глазок, отчего её рожа смешно расплылась, заставляя меня прыснуть со смеху!
— Вообще-то это я его девушка, а не ты! — с такой рожей, и ещё говорит как быдло! Бычить пытается! Я уже откровенно ржала!
— Давай, открой уже! — заорала она.
— Знаешь что, Лена! — я подняла с полу сигарету, закурила и успокоилась. — Иди давай пока, он правда спит, и делать тебе здесь нечего! Трахать он точно сегодня тебя не будет, но и меня тоже, так что пойди пока, девочка, погуляй!
— Эй, Дика, ну ты чё! — принялась она уже умолять. — Ну скажи хоть, что с ним? Ему плохо, да? Дика, я знаю что делать, ну открой! — вопила она, уже мне вдогонку, а я возвращалась курить на кухню — ни к чему светлые обои в коридоре портить!
Вот так, вообще не открыла, злорадно и больно. Знает она… Ишь ты, всё о нём знает, владелица херова! А может теперь и я хочу знать Ветра немного ближе! Пережить с ним его боль, а то почему же всегда вся боль — мне?? Узнать, что такое Ветру больно наконец!!
Но больше не было ничего. Я сторожила его сон, теряя счёт времени, и контроль над собой. Спать не могла, но от усталости впадала в некий транс, из которого меня пару раз выводили болезненные вскрики Ветра во сне. Тогда я подползала к нему со своего убежища-кресла. Клала руку на лоб, брала за ладонь, тихонько встряхивала, и шептала:
— Малыш, малыш, зайчик, всё хорошо, ну, успокойся!
Он затихал, и я возвращалась под плед… Иногда затекали ноги, и я просыпалась от боли. Разминала конечности прогулкой до кухни, курила и жевала пустой хлеб, запивая вчерашним или позавчерашним чаем, разбавляя мутную заварку водой из-под крана, и возвращалась в полутрансе к Ветру.
Не знаю, когда и как, но он наконец очнулся. Я почти не отреагировала, хотя так ждала… Приготовила ему горячего чаю с виски, и как зомби набрала номер в коридоре:
— Алло, Гдеты? — холодный, усталый голос. — Приходи, ему лучше! Всё.
Я долго отдыхала после этого, жутко выжатая. Каков пикец, а? Нет, не хотела бы я быть ни женой Ветра, ни даже девушкой! Пусть Ленка так мучается, если больше себя некуда деть, а у меня и своих заморочек хватает! Даже на то, чтобы просто побыть с собой наедине, перемолоть все возникающие мысли на мельнице души сколько сил надо! Вот и сейчас сижу и думаю — насколько же верно выражение «всё познаётся в сравнении». Так мечтала, чтоб Гдетыгдеты исчезла, а я бы заняла её место рядом с Ветром! Однако на него смотреть, мечтаючи, хорошо только со стороны, да сталкиваться периодически в психо-секс-битвах, а жить… всерьёз встречаться?.. нет, пожалуй, это место и правда Ленкино, и пусть всё остаётся как есть — она его обслуживает как жена, я наведываюсь как любовница. И всем хорошо!
Или нет?..
Аккурат под Новый год, к вечеру тридцатого числа, Ветер неожиданно притащился ко мне домой и оторвал от оч-чень важного дела — перебирания вещей купленных в течении года, дабы выявить ни разу не надёванные, а стало быть нафиг ненужные, и подлежащие раздариванию и разбазариванию. Вот. И прямо с порога, весь такой заснеженный потребовал тоном, не терпящим возражений:
— Дика, есть предложение… Ну, вернее пожелание! Короче, я хочу чтобы ты пошла со мной в одно местечко!
— Куда, если не секрет? — я изобразила «удивлённое личико хорошей девочки», должно быть как раз в тему сейчас.
— В лавочку ювелирную, там мать при жизни работала… мама моя.
Я совершенно наивно обрадовалась, подумав, дура, что он решил мне что-то подарить.
А он смотрит, гладит витрину:
— Это сердолик, камень цвета крови, цвета жизни… древние народы Востока приписывали ему свойство оберегать живых от смертей и болезней, нести любовь и счастье. Знаешь, Дика — считалось, что он дарует богатство, укрепляет здоровье, поднимает настроение, успокаивает гнев, но, прежде всего, это камень счастливой любви… Боже, как слеза богини, хорош!
Его лицо светилось, как у ребёнка в церкви!
— Это сапфир — смотри, какой чистый…
— Ага… — только кивала я, рот приоткрыв — а мне-то что из этого подаришь?
Продавщица странно смотрела, что-то собираясь сказать, но он так посмотрел на неё, что та не решилась.
— Аметист… «Остерегайтесь его, женщины, обрученные или замужние», сказано о нём жрецами тридцать столетий назад, — шептал мой ненаглядный, наклоняя голову, будто лучи самоцвета ловил: — Считалось, что этот камень открывает сердце для новой любви.
Он тщательно всё пересмотрел, я уж устала слушать шаманские бормотания. Когда казалось — вот-вот свалюсь на пол, не в силах больше топтаться на одном месте, он попросил показать поближе бриллиант — самый крупный на витрине, в тонкой стильненькой оправе-кулоне. Я чуть не подпрыгнула и замерла — мне, да? Но красавец в руках сокровище, посмотрел с прищуром на свет, и явно разочаровавшись в подлинности вещицы, резко развернулся и пошёл на выход, не забыв меня прихватить за запястье. Чёрт, больно же! И внутри тоже…
…и ничего не подарил, конечно.
Потом повёл меня домой — к себе, разумеется, этот разве соизволит проводить? Да ему и в голову не придёт, что в поздний зимний вечер девушке может быть страшно одной… Ну и ладно, таксичку поймаю. Может, он потому и не провожает, что с этим у меня проблем никаких нет? Главное — подарил-таки топаз, огранённый, без оправы. Достал из кучи хлама в столе, и сунул в руки:
— На! Это мамин.
Я прям расцвела, и только собралась повиснуть на любимом в сладкой благодарности, как он вдруг замахал руками, перекосившись! Ого, да он гонит меня вон, буквально выпихивая: