Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Драбкин Артем Владимирович

Распределили меня в 867-й иап. Полк был выведен из-под Сталинграда на пополнение и переформирова­ние. После сталинградских боев остались от полка рожки да ножки — комполка погиб, из трех командиров эскадрилий уцелел один, из девяти командиров звень­ев выжили трое или четверо, из рядовых летчиков оста­лось двое или трое. (Больше в течение всей войны наш полк таких потерь никогда не нес.) На тот момент, ко­гда я прибыл в полк, его командиром стал Семен Леон­тьевич Индык [Индык Семен Леонтьевич, подполковник. Воевал в составе 194-го иап, 291-го иап. Командир 107-го гиап (867-го гиап) с декабря 1942 г. до конца войны. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 93 боевых вылета, в воздушных боях сбил 8 самолетов про­тивника. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (четырежды), Красной Звезды, медалями]. Фактически

полк восстанавливали зано­во, пополнили очень серьезно, причем пополнили не только летчиками-сержантами (каким был и я), но и летчиками — младшими лейтенантами (с конца 1942 года из авиаучилищ летчиков стали выпускать младшими лейтенантами). Ничем эти ребята от нас не отличались, ни по мастерству, ни по уровню подготов­ки, но они офицеры, а мы только сержанты. Надо ска­зать, что мы, молодые, уже начали потихоньку воевать, когда в полк стали приходить и летчики с боевым опы­том. Нас пополнили «стариками», как вернувшимися из госпиталей, так и просто переведенными из других полков. Благодаря этому мы стали летать на боевые за­дания под их руководством, и многие «молодые», в том числе и я, быстро подтянулись до вполне приличного боевого уровня. Так что к битве на Курской дуге наш полк имел уже вполне качественный боевой состав.

Мой первый боевой вылет был в составе пары, на Як-7Б, с таким же необстрелянным, как я, младшим лейтенантом. Он — ведущий, я — ведомый. Меня и по­ставили к нему только потому, что я хорошо знал мест­ность: «Кожемяко, ты же с этого училища. Знаешь рай­он, не потеряетесь. Лети». Вот и полетели два желторо-тика. У обоих боевого опыта — ноль. Конечно, надо было пару комплектовать с опытным, повоевавшим летчиком, но тогда взять опытного было неоткуда.

Задание было такое: уничтожить позицию наблюда­теля. Возле станции Коробочкино, на господствующей высотке, наши войска засекли наблюдателя — в замаскированном ветками окопе блестела какая-то оптика. Окоп был в глубине немецкой обороны — видимо, по­этому поразить наблюдателя артиллерией не удава­лось. А вреда, судя по всему, этот немец наносил нема­ло, поскольку со своей позиции просматривал не толь­ко весь наш передний край, но и наш аэродром. Вот и пришел приказ уничтожить позицию наблюдателя па­рой истребителей.

«Мой» младший лейтенант решил с заданием по­кончить быстро и просто — сразу после взлета и набо­ра высоты рванул по прямой, прямо на цель. Я, естест­венно, за ним. Перелетаем передний край, и лейтенант тут же в пике на этот окоп (я остался повыше, чтобы контролировать воздушное пространство). Пикирует, а огня не ведет. Может, оружие отказало, а скорее всего, от волнения с предохранителя забыл снять. Теперь уже не скажешь, почему не сделал он ни одного выстрела, а вот немцы сделали — как дали по нему «эрликоны» (20-мм зенитки), так он, не выходя из пике, упал и взорвался!

Я из зоны зенитного огня выскочил, дух слегка пе­ревел. И задаю себе вопрос: «что мне делать?» Один остался — спросить совета не у кого. Потом решил: раз приказа никто не отменял, надо выполнять задание. Сделал небольшой кружок, зашел со стороны немецко­го тыла. Спикировал я на этого наблюдателя (окоп и че­ловек в нем сверху просматривались очень хорошо), пропорол наискосок эту «яму» длинной очередью из пушки и пулеметов и на полном газу к своим. Только один заход и сделал. «Эрликоны» по мне тоже пальну­ли, но не попали. Прилетел, доложил, как погиб мой ве­дущий. Вот такой первый вылет. И ведь мы знали, что там есть зенитки! Но неопытность подвела.

Потом постепенно пошло. Вскоре я стал команди­ром звена — я сержант-командир, а у меня в подчинен нии три младших лейтенанта, офицеры.

Мой полк в составе авиационного корпуса дрался на Курской дуге, участвовал в освобождении Харькова,

Павлограда, Днепропетровска, освобождал Запорожье. На Дуге и под Запорожьем были очень крепкие воздуш­ные бои. После освобождения Запорожья наш полк стал 107-м гвардейским (за успешные бои на Курской дуге и на Украине). Потом наш корпус перебросили на 1-й Украинский фронт. Там наш полк дрался за освобо­ждение Львова и над Сандомирским плацдармом. За­кончили войну в Германии.

За время войны я совершил 130 боевых вытетов, провел 25 воздушных боев. Меня один раз сбивали, но и я сбил четыре немецких самолета. Не только остался в живых, но и ни разу не был ранен, — думаю, что дрался неплохо.

— Как я понял, вы начали войну на истребителе Як-7Б. Каково ваше общее впечатление о нем?

— Машина была неплохой. Кабина была удобной. Хоть зимой, хоть

летом не было ни слишком жарко, ни слишком холодно. Это ко всем «якам» относится, и к Як-1, и к Як-9. Сиденье хорошо регулировалось, все рычаги и тумблеры под руками. Обзор из кабины был хороший во все стороны. Даже назад, несмотря на вы­сокий гаргрот. По крайней мере обзор назад был не ни­же «удовлетворительно». Если, конечно, не пользовать­ся плечевыми ремнями. Так мы ими и не пользовались. Максимальная скорость в горизонтальном полете — 570 км/час (по прибору). Это было меньше, чем у «мес­сера» километров на 20. Если мы были на одной высо­те, то догнать «мессер» Як-7Б не мог. Это очень не­приятно — «мессеру» от тебя в бою легче оторваться и легче тебя догнать, но в бою 20 км/час — это неболь­шое преимущество. Его еще надо уметь реализовать. Намного хуже отставания по скорости было то, что Як-7Б был «тупой» — разгонялся и тормозил медленно. Дашь газ, так он пока-а раскачается... А убираешь газ, а он все прет! Вот «мессер», тот «за газом ходил», очень динамичный. Динамика разгона очень важная ха­рактеристика, она обеспечивает боевую скорость, здесь у «мессера» было безусловное преимущество. Если бы он был не такой «тупой», то это был бы совсем хороший истребитель, но он был тяжелый, и М-105 был для него слабоват.

— Разница в боевых скоростях была сильной?

— Нет, боевые скорости Як-7Б и «мессера» были практически одинаковы — от 200 до 540—550 км/час, но высокую боевую скорость «мессер» мог держать по­дольше, «як» скорость терял быстрее.

— Фонарь держали открытым?

— Поначалу — да. С фонарем сначала было очень плохо — отсутствовал аварийный сброс. Ручка, откры­вающая фонарь, открывала замки тросовой тягой. В воздушном бою ведь как — противник всегда стре­мится ударить по кабине, значит, и по фонарю. Если этот тросик перебивали или «распускали» (а такое слу­чалось относительно часто), самостоятельно кабину летчик открыть не мог, фонарь невозможно было сдви­нуть. Кабина в гроб превращается. Потом, когда аварий­ный сброс сделали, стали летать с закрытым фонарем.

— Как осуществлялся аварийный сброс?

— Поначалу система была такой: — надо было очень сильно толкнуть или ударить по стеклу фонаря снизу (обычно это делали обеими руками одновременно), по­ближе к переднему краю фонаря. Фонарь как будто «вы­щелкивался» из пазов, его передняя часть приподыма­лась, ее подхватывал поток, и все — фонарь улетал. Не очень хорошая система, поскольку если ты ранен, то сил сбросить фонарь у тебя может и не хватить.

Потом систему сброса изменили. Сделали так: вдоль переднего края фонаря проходил боуден — что­то вроде трубки, в которую был вставлен пружинистый тросик. Конец тросика был выведен в кабину, на нем была закреплена такая резиновая красная «груша». Для сброса фонаря надо было тянуть «грушу» на себя. Тро­сик выходил из паза, проворачивал небольшой двупле­чий рычаг, который, в свою очередь, довольно легко сдвигал и приподнимал переднюю часть фонаря. Эта система аварийного сброса уже просуществовала до конца войны.

— Качество остекления кабины (прозрачность плексигласа) было нормальным?

— Всяко бывало. Особенно поначалу. Бывал плекс и с желтизной, и поцарапанный (не то чтобы это сильно мешало, но неприятно), а с конца 1943 года и до конца войны качество плексигласа стало хорошим.

— Приборное оборудование вас устраивало?

— Вполне. Весь комплекс основных приборов присут­ствовал. Да нам много и не надо было. Температура во­ды, температура и давление масла, температура головок цилиндров. В бою ты больше ни на что и не смотришь.

— Бронеспинка и бронестекло на Як-7Б были?

— Бронеспинка стояла. Стальная плита, с палец толщиной (то ли 10, то ли 12 мм — не помню точно). Простые пулеметные пули «держала», но бронебойные ее пробивали.

Бронестекло тоже было. Прочное.

—Двигатель на вашихЯк-7Бкакой стоял: М-105ПА или М-105ПФ?

— Вначале простой, потом, под конец 1943 года, машины пошли с форсированным. У большинства на­ших Як-7Б двигатель был простой — 1100 л.с. на 1-й ступени нагнетателя. Я и на Курской дуге на простом двигателе воевал, и на Днепре. С форсированным дви­гателем машин в полку было мало. Хотя Як-7Б даже с М-105ПФ все равно до Як-1 недотянул. Тяжелый.